Сандра Паретти - Пурпур и бриллиант Страница 9

До сей поры Каролина воспринимала все, что делал для нее Стерн, как должное. Более того: она с некоторым пренебрежением смотрела на этого человека. Слишком напоминал он ей о прошлом, о том, что она никак не могла простить своему мужу, который не пришел ей на помощь сам, а прислал этого чужака.

– Я не хотел напугать вас, – сказал Стерн.– Я искал вас повсюду.

От куста тамариска снова донеслись тихие стоны.

– Это Разим, – сказала Каролина. – Я нашла его перед самым вашим приездом.

Стерн опустился на колени рядом с проводником. По телу умирающего, все еще глядящего угасающими глазами в небо, пробежала судорога. Его голова упала набок. Только руки, сложенные на груди, невидимые под длинными рукавами бурнуса, оставались неподвижными. Стерн поднял рукава вверх, чтобы попытаться нащупать пульс. Однако, приподняв один рукав, вдруг замер. У Разима больше не было рук. Под голубой шерстью бурнуса недвижно лежали окровавленные обрубки. Стерн поднял голову:

– Он успел вам что-нибудь сказать? Каролина отвела взгляд от ужасающего зрелища.

– Почему они убили его? Только потому, что он довел нас до источника?

Стерн кивнул. Он знал, каким страшным пыткам подвергает Калаф тех, кто нарушает его законы. По сравнению с этими мучениями смерть, которая постигла Разима, можно было считать милостью. Бедуин медленно истек кровью от полученных ран. Видимо, Калаф и его бандиты здорово спешили. Стерн закрыл мертвому глаза. Рубаха на груди Разима была распахнута. На его шее на шнурке висел мешочек из козлиной кожи. Стерн порвал шнурок и снял мешочек с шеи бедуина. Мешочек словно ничего не весил. Что там могло быть? Может, цитата из Корана? Многие бедуины носили их с собой вместо талисмана. Но у них не было времени, чтобы исследовать его содержимое. Люди Калафа вполне могли вернуться сюда. Стерн снял с себя бурнус, свернул его и стал заметать песок, уничтожая следы, которые могли бы их выдать. Шорох бурнуса и тихий шепот песка были единственными звуками, нарушающими ночную тишину.

Была ли это безмерная усталость после шестнадцати часов практически беспрерывной скачки – или сказывалось потрясение после всего происшедшего? Но Каролина испытывала ужас перед необходимостью снова взобраться в седло и скакать в непроглядную ночь. Зинаида, ее дочка – они ждут ее, рассчитывают на ее помощь. Она снова и снова повторяла себе это, но не испытывала в душе ничего, кроме холодного отчаяния и пустоты. Нет, эта миссия – превыше ее сил! Ее взгляд скользнул по плато. Колодец! Глоток воды! Возможно, это ей поможет. Каролина бросилась туда, на бегу закатывая рукава бурнуса.

Она по локоть погрузила руки в прозрачную, холодную влагу. Не в силах остановиться, она вновь и вновь зачерпывала горстями воду и жадно подносила ее ко рту. В последний раз она просто пропустила воду сквозь пальцы, уже не будучи в состоянии выпить ни капли. Перегнувшись через край колодца, она вгляделась в женское лицо, отражавшееся в спокойной воде. Потом убрала со лба капюшон накидки и посмотрела повнимательней. Неужели это она? Ее глаза? Ее рот? Это был не просто мимолетный взгляд, который бросает на себя женщина в зеркало. Это было возвращение к себе самой. Она – женщина. Она молода и хороша собой. Она любила раньше и была любимой. А теперь – теперь ее тоже любят. Рамон Стерн.

Любовь – помнила ли она еще, что это такое? То, что она подвергала себя опасностям, перед которыми отступали даже мужчины, – делала ли она это из любви? И насколько хватит у нее сил хранить эту любовь, которая потребовала от нее стольких жертв? Она чувствовала себя лунатиком, который внезапно пришел в себя. До сего момента она шла своим путем со слепой решимостью, без дрожи и сомнений. Она не ведала ни страха, ни колебаний, ни сожалений, ведомая компасом своей большой любви. А сейчас она вдруг испугалась: а если компас врет, а если его магнитная стрелка потеряла свою магическую силу...

Обернувшись, Каролина увидела подъезжающего Стерна, ведущего за уздцы ее лошадь.

– Я обыскал все вокруг, – сказал он. – Они уехали. Правда, с ними исчез и весь наш багаж. И все лошади, и верблюды – все. – Он бросил на землю полупустой мешок. – Это единственное, что они проглядели.

Он спешился, развязал мешок и исследовал его содержимое. Кожаный футляр с серебряными пистолетами; кусок флорентийской парчи – жалкие остатки даров, предназначавшихся для наместника Тимбукту. А вот и шкатулка из кедра. Стерн открыл ее и вздохнул с облегчением. Лекарства и противоядия, полный набор хирургических инструментов уцелели. Это были бесценные вещи, которые сейчас для них важнее всех сокровищ на свете. Наконец Рамон вынул из мешка два голубых плаща, а остальные вещи сложил на место. Потом завязал разорванные концы мешка и приторочил его к седлу своей лошади.

– Пойдемте, – сказал он Каролине. – Нам надо поторапливаться, мы и так задержались здесь.

Каролина не двинулась с места. Она вспомнила об ожерелье из раковин, которое всегда возила с собой в седле – как напоминание о том утре, когда ее дочь появилась на свет. Это было единственное украшение, остававшееся у нее. Она стояла понурившись, погрузившись в собственное уныние. Существует ли что-нибудь способное вернуть ее к жизни?

Она взялась за повод, поставила ногу в стремя.

– Куда мы поедем? – в вопросе прозвучала глубокая безнадежность.

– Обратно к каравану.

Каролина напряглась в седле:

– Что там произошло?

– Есть убитые и раненые, но разбойникам не удалось захватить то, ради чего они устроили нападение. А что у вас? Нашли вы кормилицу с ребенком?

Как, как ей преодолеть подступающий паралич воли? Где взять силы?

– Нет. Я приехала слишком поздно... – Казалось, она сама себе не может этого простить.

Стерн набросил на плечи голубой плащ, второй протянул Каролине:

– Закутайтесь!

Она украдкой взглянула на него. Неужели его тоже ждет печальная участь, как и всех других, кто осмелится встать между нею и ее судьбой? Ее сердце дрогнуло. Она завязала плащ и сжала коленями бока лошади.

4

Огни каравана освещали долину. Никто не обратил внимания на появление двух всадников. Охрана была занята тем, что забивала раненого верблюда. Обнаженные по пояс, с короткими ножами в руках, они потрошили животное.

Повсюду шло приготовление еды. Над кострами висели дымящиеся горшки, вертелись шампуры с нанизанными на них кусками мяса. Мужчины сидели перед шатрами и толкли кофе в ступках. Монотонное постукивание пестиков о ступки сливалось с шумом людских голосов, смехом, криками животных в необыкновенную, полную буйной силы мелодию.

В самом конце каравана, далекий от всей этой шумной возни, сидел на корточках худенький подросток. Погруженный в себя, прислонившись спиной к полуразобранному шатру, он бесцельно глядел в ночь. В ногах мальчика неподвижно лежал закутанный в плащ человек.