Анн Голон - Анжелика. Тени и свет Парижа Страница 94

Тогда незнакомец, продолжая корчить рожи, смеясь и держась обеими руками за ту заднюю часть тела, которой угрожала опасность, бросился к двери на улицу. На пороге он показал хозяину нос и исчез. Анжелика несколько смущенно сказала:

— Этот тип ворвался в комнату, и я не могла от него избавиться.

— Хм-м! — проворчал ротисье. — А мне показалось, что ты была вполне довольна. Потише, красавица, не спорь! Я не на это разозлился. Немного ласки только на пользу хорошенькой девушке. Но если честно, Анжелика, ты меня разочаровываешь. Разве в наше заведение не приходят достойные мужчины? Почему из всех надо было выбрать именно этого памфлетиста?

У фаворитки короля мадемуазель де Лавальер был слишком большой рот. Она немного хромала. Утверждали, что этот недостаток придает ей особую пикантность и не мешает восхитительно танцевать, но факт оставался фактом: она хромала.

У нее почти не было груди. Лавальер сравнивали с Дианой, говорили о привлекательности андрогинных существ, но факт оставался фактом: у нее была плоская грудь. Ее кожа была слишком сухой. Слезы, вызванные многочисленными изменами короля, оскорблениями придворных, угрызениями совести, заполняли ее глаза. Она стала худой, как щепка. К тому же после второй беременности она страдала от интимного недуга, в детали которого был посвящен лишь Людовик XIV. Но знал о них и Грязный Поэт.

И вот, обо всех тайных и явных бедах и обо всех физических недостатках фаворитки Клод Ле Пти написал остроумнейший памфлет, но настолько злой и непристойный, что даже наименее целомудренные горожане не осмеливались показывать его своим женам, которые посылали за стихами своих служанок.

Будь хромой, но пятнадцатилетней,Ни груди, ни ума не имей.Оставайся невинной девицейДаже в спальне своих малышей.Не грусти, что отца ты не знаешь,Это к счастью, малышка, поверь,Фавориткой Людовика станешь,Как Луиза де Лавальер.

Именно так начинался тот памфлет.

Листы с пасквилями встречались в Париже повсюду: в особняке Бирон, где жила Луиза де Лавальер, в Лувре и даже в покоях королевы, которая, прочитав описание соперницы, впервые за долгое время рассмеялась и потерла от радости маленькие ручки.

Оскорбленная, умирающая от стыда мадемуазель де Лавальер бросилась в первый попавшийся экипаж и приказала отвезти ее в монастырь Шайо, чтобы принять постриг.

Но король приказал ей вернуться ко двору.

За ней отправили господина Кольбера.

Это распоряжение было продиктовано не столько нежными чувствами, сколько яростью монарха, над которым осмелился смеяться его собственный народ и который начал подозревать, что такая любовница не делает ему чести.

Самые опытные полицейские ищейки были брошены в погоню за Грязным Поэтом.

На сей раз никто не сомневался, что его повесят.

Глава 24

Декабрьским вечером незнакомец стучится в двери. — «Открой скорее! Собака!» — На пороге Анжелика обнаруживает еще одного человека из мрачного прошлого

АНЖЕЛИКА была одна в своей маленькой комнате на улице Франк-Буржуа. Жавотта только что удалилась, сделав реверанс. Дети спали. Вдруг снаружи раздался шум торопливых шагов, приглушенный тонкой пеленой снега, который начал медленно падать этим декабрьским вечером.

Кто-то постучал в дверь. Анжелика накинула халат и пошла взглянуть в дверное окошко.

— Кто там?

— Открой скорее, маленькая нищенка, скорее. Собака!

Не мешкая ни секунды, Анжелика отодвинула засовы, шагнула под свод портика и тут же столкнулась с памфлетистом. В тот же миг белая тень, выскочив из ночной тьмы, напрыгнула на молодого человека сзади и вцепилась ему в горло.

— Сорбонна! — закричала Анжелика.

Она бросилась вперед и схватила дога за влажную шерсть.

— Оставь его, Сорбонна! Lass ihn! Lass ihn!

Анжелика заговорила на немецком, вспомнив, что именно на этом языке Дегре отдавал команды собаке.

Сорбонна рычала, а ее клыки глубоко вонзались в воротник жертвы. Но узнав наконец голос Анжелики, собака вильнула хвостом и согласилась выпустить добычу, хотя рычать не перестала.

Молодой человек задыхался:

— Я умер!

— Пока еще нет. Быстро заходите в дом.

— Собака останется перед дверью и предупредит полицейского.

— Да входите же, говорю я вам!

Анжелика втолкнула молодого человека в дом, захлопнула за ним дверь, а сама осталась на улице. Она крепко держала Сорбонну за ошейник. Молодая женщина видела, как перед входом в сводчатую галерею в свете фонаря кружится снег. Наконец послышались приглушенные шаги хозяина, те самые, которые всегда раздавались после появления собаки: шаги полицейского Франсуа Дегре.

Анжелика подалась вперед.

— Не свою ли собаку ищете, мэтр Дегре?

Полицейский остановился, а потом тоже зашел под навес. Молодая женщина не могла разглядеть его лица.

— Нет, — очень спокойно ответил мужской голос. — Я ищу памфлетиста.

— Сорбонна пробегала мимо. Представьте, в прежние времена мы с вашей собакой были знакомы. Я узнала ее и окликнула, а она позволила мне взять себя за ошейник.

— Несомненно, Сорбонна была искренне рада встрече, мадам. Вы дышите свежим воздухом на пороге собственного дома в столь дивную погоду?

— Я вышла запереть дверь. Но мы разговариваем в темноте, мэтр Дегре, и я уверена, что вы не догадываетесь, кто я такая.

— Я не догадываюсь, мадам, я знаю наверняка. Мне давным-давно известно, кто живет в этом доме, а поскольку в Париже нет кабака, в котором бы я не бывал, то могу сказать, что видел вас в «Красной маске». Вы взяли себе имя мадам Моренс, и у вас два сына, старшего из которых зовут Флоримон.

— От вас ничего не скроешь. Но если вы знаете, кто я, то почему для того, чтобы мы смогли побеседовать, потребовалось вмешательство случая?

— Я не был уверен, мадам, что мой визит доставит вам удовольствие. В последнюю нашу встречу мы расстались не совсем по-дружески.

Анжелика воскресила в памяти ночь охоты в предместье Сен-Жермен. Во рту у нее пересохло, ей казалось, что там не осталось ни капли влаги.

Бесцветным голосом она спросила:

— Что вы хотите этим сказать?

— В ту ночь, как и сейчас, шел снег, а в потерне Тампля было так же темно, как и в этой сводчатой галерее.

Анжелика с трудом скрыла вздох облегчения.

— Мы расстались совсем не так уж плохо. Мы были побеждены, а это не одно и то же, мэтр Дегре.

— Не надо называть меня «мэтром», мадам, потому что я продал свою адвокатскую должность после того, как меня выгнали из университета. Но следует заметить, продал очень выгодно и смог выкупить чин капитана полиции, ответственного за аресты. Так что теперь я занимаюсь доходным и не менее полезным делом: преследую злоумышленников и неблагонадежных горожан. Вот так, с высот красноречия я спустился в глубины молчания.