Екатерина Владимирова - Возмездие, или Подери мне жизнь!

Екатерина Владимирова

Возмездие, или Подари мне жизнь!

Пустая комната давила на меня своей пустотой.

Даже темная безлунная ночь не пугала так сильно, как эта душераздирающая пустота. Она рвала меня в клочья, выпивая до дна всю меня, уничтожая и раздавливая.

Больно. Как же больно!!!

Больно сердцу. Оно никак не может успокоиться и перестать болеть. Оно, кажется, даже биться стало медленнее.

Мне было больно дышать. Больно плакать. Больно жить. И пустота давила на меня.

Пустая комната.

Пустая квартира.

Пустая теперь моя жизнь.

Не выбежит из комнаты Алька, встречая меня с работы. Не обнимет за плечи, забирая пакеты с продуктами. Не отругает за вновь забытый дома зонт. А ведь на улице уже целую неделю идет проливной дождь! Он словно плачет вместе со мной.

Как же я без тебя?!! Как?!!

Я обхватила себя руками. Стало холодно, озноб прошелся по телу, дрожью отдаваясь где-то в самой сердцевине моего существа, словно щупальцами захватывая меня в плен. Отопление включили несколько дней назад, но мне все равно было холодно. Холодно… Холодно… Теперь мне всегда будет холодно.

Почему так темно?..

Ах, да… На улице же ночь. Темная, безлунная. И фонарь как всегда не горит.

А сколько же времени?..

Я уже потеряла ему счет. Все дни, часы, минуты слились в одно единое мгновение. Когда я ее потеряла.

Я закрыла глаза, сдерживая рвущиеся слезы. Нет… Они все равно полились ручьем, постепенно превращая обычные всхлипывания в настоящее рыдание. Я просто не могла остановиться. Не могла. Я плакала и плакала. Нет, рыдала. Как вообще можно себя сдерживать?!! Как можно?!!

Как больно сдавило грудь… Даже вздохнуть тяжело. Словно огромная черепаха легла на сердце, замедляя его биение, сдавливая грудь, не позволяя вдохнуть спасительный кислород.

И хорошо… И правильно… Правильно…

Лучше не дышать вообще, чем дышать без нее. Жить без нее. Зачем?!! Ради чего?!!

Умереть. Лучше умереть…

Слезы все лились по щекам, в глазах стояла мутная пелена. Я ничего не могла разглядеть не только из-за темноты. Но ничего видеть я и не хотела.

На негнущихся ногах я подошла к окну. Слепая немая ночь посмотрела в мое лицо, обдавая своим равнодушием и безразличием. Своим смертельным холодом.

Дождь барабанил по стеклам, и водяные струйки стекали вниз, сплетаясь в разнообразные узоры.

Небо тоже плакало.

Алька…

Где ты, моя родная? Как ты? Почему же ты ушла, солнышко мое?! Зачем бросила меня?!! Одну! В этом жестоком мире, не способном на сожаление, не знавшем справедливости!!

Справедливость…

Где она была, когда вершилось беззаконие?!!

Я до боли сжала губы зубами и почувствовала, как соленая капля с примесью железа коснулась языка.

Алька…

Я развернулась и сделала нетвердый шаг вперед. Затем еще один, и еще. Я спотыкалась обо что-то, что-то задевала, больно обо что-то ударялась. Но мне было все равно. Я не чувствовала физической боли. Меня словно кислотой разъедала боль внутренняя. Казалось, даже мои органы болят и кричат о потере. Словно от меня оторвали кусочек плоти. Кусочек меня.

Алька…

Я подошла к закрытой двери комнаты и тупо смотрела на нее, не решаясь войти. Я плохо видела в темноте, но дрожащей рукой нащупала ручку и дернула ее вниз. Дверь распахнулась.

Цветочный аромат Алькиных духов наполнил мои легкие. Я почувствовала, как сердце замерло, а затем пустилось вскачь. Все быстрее и быстрее, сильно-сильно, громко-громко, отдаваясь в ушах адской болью.

Стучат часы… Дождь барабанит в окна…

Но для меня нет ничего, кроме этого бешеного стука в ушах. Он оглушает меня. Но мне все равно.

Я сделала шаг вперед… и словно оказалась в другом измерении, на запретной территории. Пространство поглотило меня, время остановилось. Бездна распахнула объятья. Я стояла на краю пропасти.

Что-то подхватило меня, закружило, завертело в сумасшедшем танце и понесло куда-то…

Я кружилась, кружилась, кружилась…

И Алька была со мной.

Она улыбалась мне широченной улыбкой. Кажется, смеялись даже веснушки у нее на щеках и курносом носике. Голубые глаза играли яркими красками. Она так заразительно хохотала…

Алька…

Она схватила меня за руки и поманила за собой. Присоединиться к ней. Вместе с ней танцевать, кружиться, летать. Падать…

Вместе… Вместе…

Рядом… Друг с другом…

Навсегда…

— Алька!!! А-алька-а!!!

Душераздирающий сумасшедший крик сорвался с моих губ, словно вырвался из самых глубин моего существа. Крик боли и отчаяния. Крик потери. Крик души.

Я так сильно кричу. Почему же никто не слышит меня?!!

Алька…

Она медленно отпускает мою руку. Нет… Нет!! Я стараюсь ухватить ее, но понимаю, что ловлю воздух. Снова и снова.

Алька…

— Не уходи… — шепчу я еле слышно. Все силы ушли на отчаянный крик — зов о помощи.

Она отходит назад, словно убегает. Ее глаза уже не улыбаются. Веснушки молчат. Губы сложились в плотную линию. Я с ужасом понимаю, что она растворяется в пустоте. Уходит в пустоту. Бросает меня…

Алька…

Последнее, что отчетливо помню, это боль. От удара о пол.

Боль сковывает тело. Пустота берет в плен. Темнота хватает меня в свои тиски и не отпускает.

И я уже не хочу противиться.

Да, возьми меня!! Я твоя!! Возьми…

Миша нашел меня на полу в Алькиной комнате уже утром.

Первое, что помню — его испуганные глаза. Он хлопает меня по щекам и что-то орет. Я морщусь от его крика, хотя почти его не слышу и не понимаю слов. А он все орет и шлепает меня по щекам.

Я отвернулась от его шлепков, приоткрывая глаза шире.

— Маркова!! Маркова, мать твою!!!

Теперь я отчетливо слышу, что говорит Миша.

— Открой глаза, черт побери!! — продолжает орать он — Немедленно!!!

И чего он орет?!!

Я повинуюсь ему и открываю глаза. Смотрю на него.

Он, кажется, остывает немного и облегченно вздыхает.

— Вот и отлично, отлично, — говорит он и приподнимает меня за спину, усаживая на полу.

Когда я приняла сидячее положение, он снова заорал.

— А теперь отвечай, чем ты себя напичкала?!!

— Ничем… — прошептала я.

Он мне не поверил, я увидела это в его глазах.

— Чего ты напилась, Маркова?!! — повторил он свой вопрос.

— Ничего, — прошептала я и схватилась руками за голову — У меня голова болит.

Миша схватил меня за плечи и прижал к себе.

— Мне вообще очень больно, Миша… Очень больно…