Нэнси Хейл - Долгожданное счастье Страница 10

– Я не обязана объясняться перед вами, – жестко сказала Оливия.

Он рассмеялся.

– Да, я тоже полагаю, что не обязаны. – Он приблизился к ней вплотную. – Но вы могли бы быть добрее ко мне, детка, учитывая, что вы потеряли свой кусок хлеба с маслом.

Оливия отбросила его руку.

– И не собираюсь делать этого! Вы не имеете права…

– У меня есть все права, – проникновенно сказал он шепотом. – И лучше вам быть добрей ко мне. – Она закричала, когда он обхватил ее и прижал к своему высокому, сильному телу. – Скоро вы получите счета, которые нужно будет оплатить, а я контролирую все состояние. – Он развернул ее в своих руках так, что она потеряла равновесие, она почти лежала на нем, а он лениво ухмылялся, ощущая тяжесть ее тела на своем. – Тебе, конечно, придется расстаться с этой квартиркой на Саттон-Плейс.

– Вы сумасшедший! У меня нет…

– Но и это местечко очень уютное. Я могу позволить тебе сохранить его, так же как и эту милую студию при ней.

– Убирайтесь! – закричала она, изо всех сил стараясь высвободиться из его рук. – Убирайтесь отсюда к черту, Эдвард Арчер, убирайтесь…

– Будь же со мной так же мила, как ты была мила к старине Чарли, – прошептал он и прильнул к ее губам.

Он был сильный, такой сильный, как она и предполагала. Его руки охватили ее как клещи, прижали к горячему телу. Она кричала и безуспешно пыталась вырваться.

– Я могу быть таким же щедрым, каким был он, – шептал он, зажав ладонями ее голову так, что она не могла шевельнуться. – И я могу тебя осчастливить в постели. Мы оба знаем это.

– Вы негодяй!

– Черт возьми, мы можем доставить друг другу так много радости в постели, – сказал он хрипло и, наклонившись, еще раз поцеловал ее.

Это был такой же поцелуй, как и первый, грубый, насильственный поцелуй, который должен был напомнить ей, кто из них был хозяин положения и что он думает о ней. Поцелуй возбудил в ней лишь ярость.

– Я ненавижу вас! – выдохнула Оливия в бешенстве.

Эдвард отреагировал очень спокойно.

– В самом деле? – сказал он; его руки оставались такими же твердыми, объятие столь же сильным. Его тело, прижатое к ней, пылало. Но теперь в том, как он обнимал ее, она почувствовала страстное влечение. Изменились и его поцелуи. Они стали нежными, они уже просили, а не требовали, давали, а не только брали. – Оливия, – прошептал он.

И с тихим рыданием поражения она подняла руки и позволила им крепко обнять его шею. Она прижалась к нему, желая глубже ощутить, как он вжимается в ее груди, в ее живот, желая чувствовать шелк его темных волос в своей ласкающей руке, чувствовать жар его губ на своих губах.

Он оторвал ее от себя так внезапно, что она чуть не упала. Расширенными глазами она смотрела в его глаза и видела, как из цвета морской волны они становятся ледяными.

– Видишь? – сказал он. – Это могло бы быть великолепно. – Вновь по его лицу пробежала кривая ухмылка. – Но я не уверен, что захочу довольствоваться объедками от другого мужчины.

Оливия не колебалась. Ее рука взметнулась и с силой ударила по его щеке. Удар плоти по плоти был подобен удару молнии и эхом отдался в маленькой комнате. На лице Эдварда появилось зловещее выражение, но Оливию это уже не волновало.

– Вы негодяй, – произнесла она гневным шепотом. – Вы не смеете приходить в мой дом и обращаться со мной подобным образом! Кто, в конце концов, вы такой?

Он улыбнулся лениво, словно она задала наконец единственный вопрос, заслуживающий ответа; казалось, ему потребовалась вечность, чтобы дать этот ответ.

– Я думал, ты знаешь, – сказал он спокойно. – Я пасынок Чарлза Райта.

Она глядела на него, не веря своим ушам.

– Не может быть. Вы же родственник его…

– Я его пасынок, мисс Харрис. И я здесь нахожусь с целью проследить, чтобы вам не досталось ни цента из того, что по праву принадлежит моей матери.

– Вашей… вашей матери? Но Чарлз с ней разводится.

Он засмеялся.

– Он вам тоже это говорил? Черт возьми, похоже, это любимая сказочка, которую он рассказывал в постели. – Улыбка улетучилась с его лица. – Слушай же, и слушай внимательно, детка. Я намерен сказать это только один раз перед тем, как поручу вести все разговоры своим юристам. – Он обвел рукой вокруг, как бы захватывая все, – эту квартиру, этажи под ней и, Оливия знала, самое ее существование. – Тебе не достанется ничего из этого. Ни это место, ни апартаменты, снятые на твое имя на Саттон-Плейс…

– Какие апартаменты?

– Вы лишитесь всего этого, мисс Харрис. Мои адвокаты и я проследим за этим. Так что можете почистить ваши туфли и отправляться на прогулку. Оглядитесь как следует, может, вам улыбнется удача и вы найдете другого лизуна на место доброго старины Чарли.

Оливия прижала руки к груди:

– Убирайтесь, – прошептала она. – Убирайтесь, вы… вы…

Его зубы обнажились в злорадной улыбке.

– Леди наконец-то утратила дар речи.

Он повернулся и взялся за ручку двери.

– Не переживай, дорогая. Во всяком случае, беседа – это не лучшее, что ты умеешь делать.

Она сделала шаг к нему.

– Убирайтесь из моего дома!

– Наслаждайтесь им, пока можно. – Арчер откровенно глумился над ней. – Он не слишком долго останется вашим.

Дверь распахнулась и с грохотом захлопнулась за ним.

3

Оливия сидела за письменным столом, ее темно-русую голову освещала настольная лампа на гибком штативе. Была пятница, почти восемь вечера, и в ателье было тихо, лишь шуршание бумаги нарушало тишину, когда она перелистывала документы, которые достала из специального ящика, лежавшего сейчас на полу рядом со столом.

Она читала медленно, очень внимательно, напряженно вглядываясь в каждое слово, пока буквы не начали плясать перед ее глазами. Тогда она откинулась на спинку стула, приложила руки к вискам и глубоко вздохнула.

Бумаги подтверждали то, что она и так хорошо знала. Угрозы Эдварда Арчера были всего лишь угрозами, ничем больше. «Мечта Оливии» была ее полной собственностью, до последнего метра ткани. До тех пор, пока она регулярно выплачивает суммы по ссуде и закладной, ей нечего бояться кого бы то ни было.

Почему она позволила ему так ее запугать? Она была не из тех женщин, которых можно загнать в угол – нельзя загнать в угол того, кто преуспевает в своем деле. Что касается остального…

Оливия встала. Ей не хотелось думать об остальном, о том, что она позволила себе ответить на его поцелуй, повести себя как безнравственная женщина, в чем, собственно, он ее и обвинял. Единственное, на что ей оставалось надеяться, так это на то, что он, несмотря на свое невероятное высокомерие, все же понял, что она так поступила в замешательстве, что минутная слабость, которую она проявила, оказавшись в его объятиях, вызвана отнюдь не чувством к нему.