Анастасия Доронина - Все только начинается Страница 10

И одновременно я подумала: «Боже, какую чушь несем мы оба! Разве об этом я должна сейчас думать?!»

— Содержание определяет форму, — невозмутимо сказал человек за рулем. — Все, что вы сейчас перечислили — волосы, клыки, нос, — это признаки высокой сексуальности, то есть как раз женской красоты.

— Чушь какая!

— Ничего подобного! Пояснить?

— Ну поясните…

— Извольте. Распущенные волосы усиливают желание, а значит, повышают чувственность женщины. Это одна из причин, почему на Востоке замужние женщины всегда покрывают голову. Для ортодоксальных евреек после замужества вообще недопустимо показывать волосы, поэтому они постоянно носят шляпку или парик. И у нас, на Руси, «распущенное» поведение ассоциируется с распущенными волосами, а женщинам можно входить в церковь, только повязав платок.

Все эти невероятные вещи он говорил совершенно серьезно, ровным, спокойным тоном, все так же глядя вперед и положив на руль руки в кожаных перчатках. И все же… какая-то еле уловимая усмешка, нет! — скорее не усмешка, а улыбка, пряталась в уголке того глаза, который я видела.

— Пойдем дальше, — продолжил он. — С древних времен считалось, что признак особенной сексуальности человека — большой нос и выступающие вперед резцы. Между прочим, еще не так давно дети, родившиеся с большими «клыками» в ряде южно-африканских племен по велению вождей умерщвлялись в тот же день. Может быть, таким образом вожди племени интуитивно пытались воспрепятствовать вырождению рода. Ведь повышенная сексуальность в конечном счете приводит к дегенерации. Но вернемся к Бабе-Яге. Итак, форма зубов связана с сексуальными желаниями. Выходит, отсутствие у этой милой старушки передних зубов говорит о том, что она изо всех сил блокирует эти свои желания! Спина слабеет, позвоночник изгибается — все по той же причине. Кстати, почему Баба-Яга летала?

— Н-ну… Потому что у нее было летающее помело? — спросила я неуверенно.

— Отнюдь! Потому что она была до такой степени чувственной женщиной, что ее огромные нереализованные желания — желания любви! — влияли на все, что ее окружало! Даже на такую строго научную плоскость, как гравитация. И то, что Яга искала любви и не находила, стало причиной различных чудес. Ведь чудеса, или неожиданные поступки, которые творят люди, — чаще всего следствие любви, которая вышла из-под контроля! И тогда ангел становится бесом, нежное, любящее существо — жестоким палачом, который губит нашу душу. А лицо женщины из прекрасного становится отталкивающим и некрасивым…

На короткое время он обернулся ко мне — я увидела темные внимательные глаза, в которых все же скрывалась еле заметная смешинка. Теперь, когда передо мной было его лицо целиком, я могла сделать вывод, что несчастья любви, которые уродуют людей, этому человеку не грозят. Он был очень, просто до неприличия красив. Той особой красотой, которую называют «породистой». Густая грива седых волос в сочетании с темными глазами и крупным прямым носом делали его похожим на какой-то портрет из Русского музея — вот только я забыла, на какой.

А тем временем, еще раз улыбнувшись мне, он отвернулся. Снова стал смотреть на дорогу.

— Откуда вы все это знаете? — спросила я, помолчав. — Вы философ-любитель? Сказочник?

— Вовсе нет, — засмеялся он. — Просто изучать все, что связано с Бабой-Ягой — это в некотором роде моя профессия… Говорите — куда ехать? У меня примерно час свободного времени, и я смогу вас подвезти.

Я назвала адрес.

К счастью, мы сумели избежать пробок. Миновали Бауманскую, проехали два перекрестка и въехали в узенькую улочку, своего рода аппендикс Госпитального переулка. Здесь притертые со всех сторон новостройками и сверкающими от полировки офисными зданиями стояли неизвестно как сохранившиеся трехэтажные домишки, обреченно ожидающие сноса. Возле одного из них мы и остановились.

— Вас подождать? — любезно предложил мой спаситель. Сделал он это, конечно, из чистой вежливости.

— Спасибо, не нужно.

Подъездная дверь качалась на петлях и имела такой замшелый вид, что казалось, ткни ее — и она рассыплется в труху. Лестница была облита чем-то мерзким и липучим. Нужная мне 22 квартира оказалась на верхнем этаже.

Было странно думать, что Павел, очень брезгливый от природы, мог полюбить («Он полюбил!» — кольнуло в сердце) кого-то, кто вышел из этих стен. У меня нет предубеждения против бедности; в своей жизни мне хоть и не часто, но доводилось встречать людей, которые при малом достатке сохраняли удивительное достоинство. Но жильцы этого дома себя просто не уважали. Об этом можно было судить и по вони в подъезде, и по исписанным стенам, и по грязным, обшарпанным дверям квартир.

«Что я тут делаю?! — простонала я про себя, остановившись возле 22 квартиры и добрых десять минут не решаясь поднять руку и позвонить. — Зачем я пришла? Что я скажу, даже если найду эту… Лику? Не отнимайте у меня мужа? Сжальтесь надо мной? Пощадите мою семью? Нет, ни за что, никогда!»

И все же я позвонила.

Мне долго никто не открывал. Я даже хотела уйти — но тут по ту сторону двери послышались мерные шаркающие шаги. Затем хозяин или хозяйка долго возились с замком, который заедал: дверь дергалась, тряслась, сквозь нее доносились приглушенные ругательства. Наконец ее открыли.

Странно — но я до сих пор не приготовила никакого первого вопроса. А впрочем, если бы я даже и приготовила эту фразу, то она все равно застряла бы у меня в горле в ту же минуту, как я вгляделась в женщину, которая открыла дверь.

На ней был странный наряд: порванные в нескольких местах чулки в сеточку, на которые спускался не то халат, не то ситцевый летний сарафан, что, принимая во внимание стоящий на дворе январь, было совсем не по сезону. Но я смотрела не на одежду. Я не могла отвести глаз с этого испитого лица с лиловыми мешками под глазами — знакомыми глазами! — со спутанных волос — когда-то золотые с солнечной рыжиной, сейчас они походили на моток ржавой проволоки.

Передо мной стояла… Лара…

Да, та самая Лара Ольховская, первая красавица нашего курса, чьей первой любовью был мой муж и к которой он сам когда-то испытывал некое нежное чувство!

— Лара! — потрясенно прошептала я, цепляясь за косяк. — Лара, это ты?!

Она посмотрела на меня вяло, но не без интереса. Пожевала губами.

— Не узнаешь? Неужели не узнаешь?! Лара!

— Лара… — протянула моя бывшая однокурсница. Голос у нее был хриплый, прокуренный. Или испитый? Скорее всего и то и другое. — Лара! Да, когда-то меня так звали. Когда-то… Давно… В другой жизни…

— Лара! Посмотри на меня!