Джеймс Шульц - Сатаки и я Страница 10

Перечислением добытых трофеев руководили несколько стариков. Они знали, что мне еще предстояло великое испытание, поэтому первым вызвали меня. Я был готов – несколькими днями раньше, с помощью друзей, я уже отрепетировал то, что должен был делать.

Прежде всего, с помощью одного своего друга, изображавшего врага, я показал, как убил кри около лагеря Внутреннего Народа и захватил ружье. Я закончил – старики забили в свои барабаны, и огромная толпа в такт им выкрикивала мое имя.

Затем рассказал, как убил «настоящего медведя», и показал ожерелье, которое сделал из его когтей. Приветствия зазвучали еще громче.

Потом поведал, как из лагеря Носящих Пробор я увел пятнистую лошадь, убил врага и добыл еще одно ружье.

Как после этого люди выкрикивали мое имя! Шум был такой, как будто гремел гром, и я был счастлив.

Отец взял мою лошадь, и я пошел в Великий Вигвам, где меня ожидал знахарь Солнца – Творец Погоды.

– Ты готов? – спросил он, сурово глядя на меня.

– Да.

– Ты хорошо подумал о великой боли, которую будешь испытывать во время этого обряда? Ты вполне уверен, что выдержишь ее?

– Поскольку я дал обет Солнцу, я должен выдержать.

– Что ты выбираешь: волочить череп или быть подвешенным у центрального столба?

– Я предпочитаю череп.

– Хорошо! Он ожидает тебя. Сними рубашку, – приказал он.

На мне остались только пояс, набедренная повязка и мокасины. Знахарь стал молить Солнце сжалиться надо мной, вымазал мое лицо и все тело черной краской. Затем он вывел меня из Великого Вигвама, направляя одной рукой. В другой у него был длинный остроконечный кремневый нож. Я представил, что буду чувствовать, когда он вонзит этот нож мне в спину...

Старый знахарь повел меня в вигвам для потения, на вершине которого, как я уже говорил, находился череп бизона, выкрашенный в красное и черное. Через глазные впадины у него были пропущены длинные сыромятные веревки, которыми он и был привязан к крыше.

Старик снял череп и поставив на землю, развязал веревки. Затем он поднял свою руку с ножом к небу и стал просить Солнце обратить свой взор на меня, бедное дитя, которое собирается исполнить принесенный ему обет. Он молил Солнце дать мне силу вынести это. Потом, встав за мной, он сжал одной рукой мое правое плечо. Другой проколол ножом кожу ниже лопатки. Я почувствовал сильную боль, но не вздрогнул. Женщины в толпе заплакали от жалости ко мне.

Ведя ножом вниз, он сделал разрез длиною в четыре пальца. Рядом он нанес еще один. Делал он это очень медленно, лезвие кремня было тупое, и старик приложил немало усилий, чтобы прорезать мою кожу. Я чувствовал, что кровь обильно течет по моей спине. Боль была ужасной, по мне градом бежал пот. Но хуже всего было, когда знахарь стал пропихивать под кожей завязки, отделяя ее от мяса.

Потом он сделал еще два разреза уже на левом плече и пропустил между ними новую завязку. Я думал, что упаду в обморок. Но худшее еще было впереди — старик привязал завязки, шедшие от черепа бизона, к тем, которые были у меня под кожей. И пока он делал их одинаковой длины, боль была сильнее всего.

– Ну, я закончил свое дело. Иди! – скомандовал он мне.

Я шагнул вперед, почувствовал тяжесть черепа, завязки под моей кожей натянулись до предела, боль стала поистине ужасающей. Я сделал еще один шаг и смог услышать, как скрипит волочащийся по земле череп бизона. Я еще шагнул, потом еще, упал и долгое время лежал, как мертвый.

Обжигающая боль в разрезах на спине вернула меня к жизни. Я сел. Старый знахарь вернулся в Великий Вигвам, но меня по-прежнему окружало много людей. Они смотрели на меня: женщины глазами, полными слез, мужчины сурово, крепко сжав зубы. Все они надеялись, что я соберу все свое мужество и смогу выдержать испытание, до тех пор пока завязки на моей спине не порвутся и не освободят меня.

Мне захотелось уйти прочь ото всех. Я поднялся на ноги и пошел, волоча череп и упрашивая про себя Солнце помочь мне вынести эту немыслимую боль. Когда я двинулся, мой Бизоний Камень закачался на конце шнурка. Ударяясь о мою грудь, он как бы придавал мне силы. Я помолился ему, прося помочь мне разорвать привязь к черепу. Я думал о матери, о Сатаки, о других женщинах, давших обет и находившихся в нашем новом большом вигваме. Мне хотелось, чтобы они пришли ко мне и сказали хотя бы несколько ободряющих слов. Но это было невозможно.

С того времени, как солнце появлялось на востоке, и до того, как оно уходило в свой вигвам на западе, постящимся женщинам нельзя было выходить наружу. Только ночью они могли выйти на короткое время. Я мог лишь слышать, как они пели одну из молитвенных песен, обращенных к Солнцу. Если бы моя мать и Сатаки находились поблизости, это придало бы мне сил, подумал я. И медленно, несмотря на мучительную боль, я стал тащить череп к их вигваму.

О, как мне хотелось обернуться, схватиться за веревки от черепа и облегчить боль в спине! Но этого я не мог сделать: освободиться нужно было, не касаясь их. Я отошел назад к черепу, затем бегом бросился вперед. Завязки от внезапного рывка напряглись, череп оторвался от земли, упал обратно и остановил мой порыв. И опять я потерял сознание.

Но ненадолго. Снова поднялся на ноги и, обливаясь потом, сделал несколько шагов. Теперь обжигающая боль проникла во все части моего тела. Я направился прочь от толпы вместе с волочащимся черепом. Скрип от него громко раздавался в моих ушах. Наконец я передохнул недалеко от нашего вигвама и крикнул матери и Сатаки, чтобы они молились за меня.

– Аи! Мы это будем делать! – ответила мать.

– О, Апси! Будь мужественным и выполни свою клятву! Мы будем молиться за тебя! – прокричала мне Сатаки.

И я собрал все свое мужество. Встал рядом с черепом, потом побежал от него так быстро, как только мог. Он опять взлетел в воздух, и я не смог разорвать завязок. Но на этот раз я не упал в обморок.

Молодая женщина, сопровождавшая постящихся, вышла посмотреть, насколько толсты завязки, пропущенные у меня под кожей, и есть ли надежда, что я порву их и освобожусь от черепа. Я спросил ее, не очень ли широки завязки, но она ничего не ответила. Однако когда она вернулась в вигвам, я услышал, как она сказала, что мне, видимо, придется потратить много времени, чтобы разорвать завязки. Мое сердце упало. Тогда я стал еще сильнее молиться. И слышал, как женщины тоже молятся за меня. Я снова разбежался и рванулся от черепа, и опять он остался со мной.

В течение этого дня много раз я пытался порвать эти завязки. Отец, брат и Птичий Треск несколько раз приходили, чтобы поддержать меня. Но по мере того, как Солнце спускалось все ниже и ниже на запад, я становился все слабее и слабее, и, когда оно скрылось за горами, я почувствовал, что я уже не могу сделать новой попытки освободиться. Я испытывал только великую боль во всем теле – моя голова пылала, в ушах грохотало, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. И я опять потерял сознание.