Кофе с долькой апельсина (СИ) - "Kyklenok" Страница 10

Потом они расположились у камина, янтарные блики от которого теплом касались кожи: Марин сидела, облокотившись спиной о диван, а Жордан лежал рядом так, что его голова покоилась на её коленях. Они наблюдали в окно, как хоровод снежинок продолжал свой танец, с величественной грациозностью кружась над городом и белой вуалью украшая ветви деревьев и крыши домов. Марин кормила его апельсинами, а Жордан читал ей выученные наизусть стихи её любимого французского поэта Шарля Бодлера.

Твой взор загадочный как будто увлажнён.

Кто скажет, синий ли, зелёный, серый он?

Он то мечтателен, то нежен, то жесток,

То пуст, как небеса, рассеян иль глубок.

Ты словно колдовство тех долгих белых дней,

Когда в дремотной мгле душа грустит сильней,

И нервы взвинчены, и набегает вдруг,

Будя заснувший ум, таинственный недуг.

Порой прекрасна ты, как кругозор земной

Под солнцем осени, смягчённым пеленой.

Как дали под дождём, когда их глубина

Лучом встревоженных небес озарена!

О, в этом климате, пленяющем навек, —

В опасной женщине, — приму ль я первый снег,

И наслаждения острей стекла и льда

Найду ли в зимние, в ночные холода?{?}[Шарль Бодлер — “Тревожное небо”.]

Марин чистила очередной апельсин, пропитывая кожу терпким запахом цедры: ногти впивались в кожуру, и в воздух брызгали цитрусовые капельки. Едва прижатая к губам долька и окрашивающая их на миг в ярко-оранжевый сок, оказывалась во рту, Марин уже отделяла следующую. Дольку себе, дольку Жордану.

Ему хотелось сказать ей что-то романтическое, что-то о рождественском чуде в виде неё, которое он получил авансом. Что она — бесценный дар, непонятно, за какие заслуги ему данный. Эта женщина — его зеленоглазая драгоценность, изученная им вдоль и поперёк, обласканная, любимая.

Он хотел никогда не отпускать её от себя на расстояние дальше того, куда он смог бы дотянуться губами, целовать её по утрам, соперничая с проникающими сквозь шторы солнечными лучами за право первым её коснуться, и всегда одерживать победу.

— Люблю тебя… — выдохнул Жордан, от переполняющий его чувств позабыв все существующие слова.

Марин закусила губу. Её признание повисло в воздухе, так и оставшись непроизнесённым. А Жордан и не хотел ничего слышать. Её подрагивающие пальцы и гулко бьющееся сердце были для него красноречивее и важнее любых слов. Он ощущал себя самым счастливым человеком на свете и был уверен, что сделает всё возможное и невозможное, чтобы она была ещё счастливее, чем он.

Утром Жордан не отпустит Марин на работу, а, подарив вязаный комплект из шапки, шарфа и перчаток глубокого синего цвета{?}[Синий — любимый цвет Марин.], на весь день утянет её на свежий воздух. Они будут кататься на коньках, лепить снеговиков и просто гулять по саду. Она будет смеяться, подставляя лицо под падающие снежинки, а Жордан пообещает, что каждую, что коснётся её, он превратит в поцелуй. Потом он приникнет к её губам своими, а она улыбнётся и спросит, а где же остальные несколько тысяч поцелуев. Вернувшись в дом уже вечером, они будут греться у камина и любоваться великолепием природы — как медленно садится солнце, подсвечивая небо и лежавший на земле снег золотом. Будут смотреть романтический фильм, лакомясь приготовленными Жорданом апельсинами в мятной карамели.

Но вся эта романтическая сказка будет ждать её завтра.

А сейчас, окутанные пеленой восхитительного забытья, они просто наслаждались друг другом, уютной тишиной и открывающимся через панорамные окна видом. На небе ярко светила луна, похожая на сочную апельсиновую дольку, а схожие с кофейной пенкой облака словно водили вокруг неё хороводы.

Комментарий к 5.

◾ У Марин действительно очень заразительный смех. Слушая его, мне кажется, просто невозможно тоже не засмеяться.

https://youtu.be/9GrOG8r1GVE

◾ Марин очень любит танцевать, и, к слову, неплохо двигается.

https://www.instagram.com/p/CamyupzK2Lj/

◾ В планах ещё как минимум две части.

========== 6. ==========

Комментарий к 6.

Почти два месяца Марин не появлялась на публике, но вот позавчера наконец вышла в свет. И новая часть, которую я никак не могла даже начать, написалась за несколько часов.

Стало уже традицией выкладывать новую часть этой работы в день рождения Жордана. В прошлом году это была вторая часть, а в этом — шестая.

Я пишу эту работу уже больше года, даже не верится.

Шасси коснулись взлётно-посадочной полосы аэропорта Шарль-де-Голль, когда солнце в Париже уже близилось к закату. Наконец Марин была в родной Франции спустя две недели зарубежных поездок. Она так устала, что ей хотелось сказаться больной и провести несколько дней в покое, не вылезая из постели.

Но Марин была бы не Марин, если бы отдыху дома не предпочла визит в штаб-квартиру партии. Такому дотошному перфекционисту в политике и в жизни, как она, всегда тяжело было остаться довольной проделанной работой. Как чужой, так и своей собственной. И она старалась контролировать деятельность всех членов партии, по несколько раз перепроверяя каждый документ, каждую написанную речь.

В штаб-квартире она узнала, что Жордан не появлялся там больше недели, отменил все намеченные встречи и мероприятия, а распоряжения давал исключительно по телефону или по электронной почте. Марин весьма искусно создавала иллюзию спокойствия, внешне никак не отреагировав на столь неприятную новость, а на самом деле ощутила, как призраки прошлых страхов закружились вокруг неё.

Всё время отсутствия Марин в стране они с Жорданом находились на связи, но обсуждали исключительно личные вопросы или подробности её поездки. Его звонки всегда придавали ей сил и улучшали настроение. Даже просто его имени без фотографии на экране телефона было достаточно, чтобы её губы растягивались в счастливой улыбке. Её чувства к нему оказались гораздо сильнее, чем давно укоренившееся в сознании представления о том, что строить отношения нужно исключительно с людьми своего возраста.

Марин вышла из машины, остановившейся у дома Жордана, и велела охранникам оставаться в салоне. Снегопад постепенно стихал — снежинки, словно утомившись от долгого полёта, медленно и чинно опускались на землю. Падающие хлопья блестели в сепии уличных фонарей, словно были сотканы из миллиардов светлячков. Холодный воздух с зимним коварством пробирался под одежду, и Марин спрятала озябшие руки в карманы пальто. Она замёрзла, но это чувство меркло в сравнении с плохим предчувствием. Оно барабанной дробью звучало в голове — пока ещё сдерживаемой, но уже почти вырвавшейся из-под контроля, почти разрушившей высокую стену её самоконтроля.

Снег под ногами призывно хрустел, словно звал в долгую прогулку на свежем воздухе, но Марин поспешила войти в дом. Она быстро поднималась по лестнице и через каждый пройденный метр благодарила Бога, что никто из жителей не встретился ей на пути. Оказавшись на нужном этаже, она подошла к двери квартиры Жордана, но уверенно постучала лишь тогда, когда пряный аромат из флакончика духов осел на запястья, шею и волосы.

— Марин… — Через какое-то время она услышала голос Жордана. Он дышал тяжело и порывисто, словно пробежал марафон, и каждое слово явно давалось ему с большим трудом. — Что ты здесь делаешь?

— Разве это не очевидно? — Она растерялась. — Приехала к тебе.

Марин отчётливо показалось, что он был совсем не рад её визиту, и что сейчас между ними была вовсе не дверь, а стена высотой и шириной в двадцать семь лет.

— Прости меня, но я не смогу тебя впустить, — проговорил Жордан и прочистил горло, контрольным ударом добивая остатки её настроения. — Я приеду где-то через неделю, и мы обсудим всё случившееся.

Марин некоторое время молчала, настолько удивлённая его словами и поведением, что даже забыла об умении спорить. Она ненароком пропустила в голову мысль о том, что он может быть не один, и едва сумела подавить тяжёлый, полный разочарования вздох.

Марин уже даже не пыталась отрицать, что Жордан заставлял её сердце трепетать, вот только подумать не могла, что он это самое сердце может ещё и разбить. Но с предательством у неё были своеобразные отношения: она к нему привыкла, она была к нему готова.