Линн Грэхем - Трудное примирение Страница 11

Теперь остается только немедля покинуть эту квартиру. Но как? После того как она внесла миссис Энсти деньги за месяц вперед, у нее осталось меньше тридцати фунтов. Пэгги столько раз ругала ее, что она не требовала никакой платы за то, что обслуживала Харриэт, которая отпустила экономку почти сразу после появления в доме Кэтрин. Но Харриэт, которая, не надо забывать, готова была отдать последний грош любому, кто нуждался в нем больше ее, виновато подумала Кэтрин, и притом совершенно не понимала, как мало у нее на самом деле денег, была просто не в состоянии платить ей что-нибудь.

Да и какая разница! А разницы и в самом деле не было, пока Харриэт была жива. Кров и пища у нее всегда были, так что у нее было сколько угодно способов сводить концы с концами. Она присматривала за чужими детьми, отрываясь, правда, при этом от забот о Харриэт и Дэниэле, но это давало кое-какие средства на непредвиденные расходы. Разводила овощи, бралась перешивать платья, присматривала за животными в отсутствие хозяев… Как-то они всегда выкручивались. Но сейчас неопределенность будущего нависла над ней огромной черной тучей.

Она решила, что придется обратиться в службу социальной помощи и попросить поддержки, пока она не встанет на ноги. А когда Дрю вернется из Германии, решила она, надо сразу рассказать ему правду о прошлом. Если у него к ней, как она подозревала, просто мужское влечение, он в ней сразу разочаруется. Правда, в этом случае она потеряет друга, которого ценила. Когда под ней с треском рухнет пьедестал, Дрю, естественно, почувствует себя обманутым.

В половине седьмого вдруг позвонили в дверь. Она попыталась не обращать на звонок внимания, опасаясь, как бы еще кто-нибудь не вывел из ее присутствия в этой квартире неверного умозаключения. Но тот, кто нажимал на кнопку звонка, был, к сожалению, настойчив, и на третьей заливистой трели нервы ее не выдержали.

Это был Люк. Первые десять секунд ей казалось, что это галлюцинация. Придя в себя и перестав кусать ноготь, она медленно отвела руку от двери.

— Люк?.. — пролепетала она.

— Так ты, значит, все еще не уехала в свой Питерборо? Или Питерхэвен? — С неожиданной грустью он прикрыл свои чудные глаза. — Похоже, ты не очень твердо уверена в своем адресе. Не умеешь ты врать, сага. Честное слово, ты так неумело врешь, что удивительно, как ты вообще решилась меня обманывать. С тех пор как ты села в машину, ты не произнесла ни слова правды…

— Неужели? — с трудом выговорила она, не в состоянии заставить свой ум работать как следует.

— Знаешь, почему я дал тебе сегодня уйти? — Резким движением руки он захлопнул дверь.

— Н-нет.

— Я был в таком состоянии, что, если бы ты соврала еще раз, мог бы тебя ударить, — отчеканил он. — Как ты решилась меня обманывать?

Это было явное поражение. Она беспомощно глядела на него. Он и так-то был очень высок, а в этой прихожей, где едва ли нашлось бы место упасть пресловутому яблоку, был совсем неуместен. В своем мрачном величии он смахивал на средневекового рыцаря. И был смертельно опасен. Когда он сунул смуглую руку в карман отлично скроенных брюк и материя натянулась на крепких бедрах, ее пронзил трепет чувственного наслаждения, и она крепко зажмурилась.

Неужели она надеялась сохранить душевное равновесие? Не почувствовать ничего к этому человеку, которого когда-то любила, чьего ребенка родила в ужасном одиночестве? Она поняла, почему выползла из его машины в таком смятении — ей пришлось бороться с собой и подавлять чувства, которые казались ей давно умершими.

Такого человека, как Люк Сантини, женщина может встретить только раз в жизни, и то если повезет. И после этого волей-неволей всех мужчин она будет сравнивать с ним. Она вдруг с ужасом поняла, что все годы с тех пор, как она покинула ту квартиру на Манхэттене, ни один мужчина не показался ей физически привлекательным. И для нее не было никакой жертвы в отказе от секса, который раньше значил для нее так много. Теперь же, после встречи с Люком, все переменилось.

Повисло долгое молчание.

— Cristo, сага! — произнес он тихим голосом. — О чем ты думаешь? У тебя такой вид, будто ты вот-вот грохнешься на колени и будешь молить об избавлении…

Она взмахнула ресницами.

— Правда?

Это называется — тянуть волынку. Что он здесь делает? Что ему от нее нужно? Когда он понял, что она врет? Господи, неужели он догадался, что у нее есть ребенок? Но каким образом? При мысли о том, что ей грозит, она побелела.

Не утруждая себя ответом, он подошел к двери в кухню, распахнул ее и заглянул внутрь. В полном замешательстве она наблюдала, как он повторил эту операцию со всеми остальными дверями, что смахивало на настоящий обыск. Кого он искал? Потенциальных свидетелей? Ее мифического мужа? Или ребенка? От страха ее прошиб пот. В деловом мире Люк был известен своим сверхъестественным чутьем. Он всегда замечал то, чего не замечают другие. Он легко догадывался о том, что хотели от него скрыть. Дай он себе труд сконцентрироваться и как следует пошевелить мозгами над ее исчезновением, он мигом бы вычислил, что она была беременна.

— Ты что, ради развлечения битых три часа таскала моих охранников по всему городу? — поинтересовался он сладким голосом, оторвав ее от панических мыслей.

— Я таскала?.. — О чем это он? Она недоверчиво уставилась на него.

— Да никто тебя не выслеживал, сага. Ты все та же. Бродила как во сне, так и норовя попасть под колеса. — Гибким движением он опустился в кресло и, сжав губы, обвел комнату взглядом. — Ни зелени, ни цветов, ни ярких занавесок с оборками… Либо ты живешь здесь совсем недавно, либо он подчинил тебя своему вкусу. Dio, он достиг куда большего, чем я…

Последнее, сказанное как бы в сторону, сбивало с толку не меньше, чем вся предыдущая речь. Она невольно покраснела, вспомнив его едкие замечания насчет ее старомодных предпочтений в ущерб сугубо современному стилю, который нравился ему. На нее нахлынули воспоминания, взбунтовавшаяся память подсовывала ей одно за другим — то ванную комнату со свечами, то кровать с балдахином, утопающую в кружевах…

Разница между ними доходила до смешного даже в таких пустяках. Трудно было найти двух более несхожих людей. Она мечтала о самых простых вещах — любви, семье, детях.

А Люк ни о чем не мечтал. Мечты не относились к миру реальности и потому не могли привлечь к себе его внимание. Он подчинил свою жизнь ритму карьерного восхождения. Достигал одной цели и устремлялся к следующей. Ему и в голову не приходило, что он может сорваться. Чтобы Люк добился меньшего, чем хотел, — такого и предвидеть было невозможно. Когда ее одолевали мысли о том, как мало добилась она в сравнении с тем, о чем мечтала, горечь в ней превращалась в камень обиды.