Наталья Баклина - Гадкий утенок, или Повесть о первой любви Страница 11

— Не надо!

— Чё не надо-то? Не боись, я осторожно, — откликнулся Вася глухим голосом, Стянул с Шурочки красные штаны от костюма, навалился на нее тяжелым телом — Шурочка почувствовала его голый горячий живот — и стал тыкаться ей в промежность.

— Ты, это, помогай мне-то, а то я попасть не могу, — от Васиного шепота пыхнуло жаром.

— Вася, я не знаю как, у меня ЭТОГО еще не было, я боюсь! Не надо!

— Да не боись! — Вася, похоже, ее не слышал. Он изловчился, слегка приподнял бедра лежавшей навзничь Шурочки и тычком внедрился-таки туда, куда целился.

Шурочка заорала в голос — было ОЧЕНЬ БОЛЬНО.

— Тихо ты, — Вася замер и зажал Шурочке рот, — мать услышит, соседей перебудишь. Ты чё, в первый раз, что ли?

— Я же тебе говорю, что в первый, — слезы лились по Шурочкиным щекам и скапливались на подушке двумя мокрыми пятнами, — а ты меня не слы-ы-ышишь!

— А чё тогда дала-то?

— Я не давала! Я думала, мы только целоваться будем, а ты-ы-ы…

— Вот дура-то, — беззлобно прокомментировал Вася. — Я чё, не мужик, что ли? Пришла, легла — и не давала! Ладно, не реви. Женюсь я на тебе. Давай еще попробуем-то, раз начали.

И Вася опять завозился между ее бедрами и буровил ее внутренности своим невидимым во тьме инструментом. А Шурочка терпела, стиснув зубы и стараясь не орать, чтобы не разбудить Анну Михайловну. И думала, что надо было подстелить какую-нибудь тряпочку. Кровь ведь будет, запачкает все!

Потом он нашарил для нее какую-то тряпку, и Шурочка стерла с себя какую-то липкость. А потом она попросила:

— Проводи меня к нашим!

— Да ладно тебе, оставайся до утра, — откликнулся Вася ленивым, сонным голосом. — Утром с матерью-то и пойдешь кашеварить.

— Вась, мне неловко, она поймет, что мы с тобой, ну, это…

— Да чё неловко-то? Сказал же, женюсь. Завтра и матери скажу. Спи! — Вася пошарил в темноте, накрыл их двоих огромным овчинным тулупом, притянул Шурочку к себе так, что она почти уткнулась Васе в подмышку, и очень скоро задышал ровно и размеренно. Уснул.

А Шурочка так и не заснула. «И это — ОНО? — думала она. — То самое, о чем шептались девчонки? О чем читала в „Анжелике“? Как противно-то… И больно… Неужели женщины вот так всю жизнь терпят? Или проходит со временем? Может, ей со временем понравится?»

Все произошло так быстро и неожиданно, что Шурочке казалось — это не с ней. Она — где-то сверху, откуда наблюдает за перепутанной растерянной девчонкой. Девчонке мешала ноющая тяжесть внизу живота, густой запах овчины, который смешивался с ощутимым запахом Васиного пота, мешала его рука, которая по-хозяйски расположилась на Шурочкиной груди. Шурочка осторожно выбралась из-под Васиной руки. Парень всхрапнул и повернулся на бок. Шурочка в темноте нашарила свои одежки. Трусики, штаны, футболка, свитер, все здесь. Оделась, обулась в кеды, путаясь в потемках в шнуровке.

— Ты куда? — ее возня его все-таки разбудила.

— Я в туалет, ты спи!

Шурочка вышла в сени. В окошко падал лунный свет, поэтому выход она нашла быстро. Дверь открывалась в огород. Ряды грядок начинались почти у крыльца и дальним своим концом упирались в будочку сортира. Они серебрились под лунным светом.

Шурочка огляделась — ущербная луна светит ярко, все видно. Пойдет-ка она в клуб и без провожатого доберется. И Шурочка почти бегом помчалась через всю деревню к клубу, в свою привычную жизнь.

На следующий день после той ночи Анна Михайловна смотрела на Шурочку ласково и даже присела помочь почистить картошку, между делом заведя разговор про своего Васеньку. Каким он был маленьким, как болел свинкой, как застрял в дыре в штакетнике, как обронил в дырку в уборной отцовский башмак. Рассказывала, что любит кушать Васенька — лук не любит, поэтому она в борщ ему лук не зажаривает. А пельмени любит, она зимой для него по полмешка пельменей намораживает.

— Ты пельмени-то умеешь лепить, доченька?

— Умею, Анна Михайловна.

У Шурочки вдруг зазвенело в ушах и поплыли темные круги перед глазами. Она откинулась к стене, пережидая головокружение.

— Что с тобой, доченька? Ты прям побледнела вся? Болеешь, что ли?

Чернота схлынула, Шурочка открыла глаза и встретилась взглядом со светло-серыми глазками Анны Михайловны. Васина мама смотрела на нее с тревогой и досадой. Так смотрят на румяное яблоко с червоточиной.

— Все, уже прошло, это я не выспалась.

— А, ну да, ну да. Дело молодое, ночи короткие, — закивала Анна Михайловна. — С Васенькой, наверное, до утра продружили?

Слово «продружили» так не вязалось с тем, чем они занимались ночью с Васенькой, что Шурочка не нашлась, что ответить, неопределенно повела плечами и сосредоточенно занялась очередной картофелиной.

— Шур, я вот чё думаю, — продолжала между тем повариха, — поселяйся-ка ты в доме у Лизки моей. Чё тебе в клубе-то жить, как в казарме какой.

— Ой, неудобно, наверное, — откликнулась Шурочка, представляя избу вроде дома Анны Михайловны.

— Да удобно! Живет она без мужика, места много. Ей совхоз полкоттеджа дал, три комнаты и кухня. Она-то у меня по-городскому живет. Давай, я скажу Ваське, чтобы тебя в гости сводил, познакомил!

— Ладно, — согласилась Шурочка — познакомлюсь. — И отправилась варить суп.

В меню на сегодня значился «полевой». Шурочке понравился его простой рецепт: картофель, пшенка, заправка из лука и моркови. Просто, быстро, минимум мороки, не то что с борщом. И вкусно!

Суп почти сварился, густой, красивый. Шурочка вытряхнула в котел мелко порезанный укропчик из миски. Чудно все-таки готовить такими порциями. Картошки на этот суп ушло полведра, пшенки — килограмма два, не меньше. Она никак с пропорциями угадать не может. В этот раз почти угадала — суп хоть и густоват, но это суп, а не «шавля», как обозвала как-то мама слишком густое, напоминающее кашу варево, первый в Шурочкиной жизни самостоятельный рисовый суп. Шурочка на минутку застыла над котлом, вспоминая, как она варила этот суп-шавлю с рыбными консервами и каким он был вкусным. «О, дочь, хорошо придумала, — сказал тогда папа, — сразу первое и второе в одной тарелке. Мать, перенимай».

— Шур, ты чё там в котел-то заглядываешь, — вытащил ее из воспоминаний голос Анны Михайловны, — случилось чего?

— Все нормально, суп уже сварился, осталось посолить, — откликнулась Шурочка.

Оказалось, что соль почти кончилась, в бумажном мешке перекатывалось только два увесистых комка. Идти разыскивать Люду-заведующую, просить ключи от кладовки и ворочать новый мешок с солью? На это у Шурочки явно не было сил. Так, если поварешками сыпать, достаточно две поварешки на котел. «Интересно, — взвесила Шурочка в руках глыбу поменьше, — это больше, чем две поварешки?»