Грейс Ливингстон-Хилл - Свет любящего сердца Страница 11

— Послушай, сестренка, — сказал он, нежно беря ее за руку. — Я тоже привык звать тебя Корали и, если можно, так и буду обращаться к тебе, хорошо?

Коринна зарделась и молча кивнула, ее пальцы лихорадочно сжали руку брата. Но вдруг она оттолкнула его руку и вскочила.

— Боже мой! Не знаю, как мне теперь быть, как я смогу забыть все это!

Дан приподнял брови.

— А ты хочешь все это забыть? — печально спросил он.

— Ну конечно, хочу! — воскликнула та сердито. — Как я буду жить дальше, если буду помнить, о чем мы только что с тобой говорили? Как я смогу ходить на все эти дурацкие вечеринки, флиртовать, танцевать, напиваться, потом отсыпаться и начинать все сначала? Как я могу, если буду знать, что, пока я росла и занималась всем этим, вы с отцом отказывали себе даже в мелочах, чтобы мы могли нанимать слуг, покупать дорогие наряды, драгоценности, вино и цветы! О, какой ужас! Конечно, я должна все забыть! Прощай! Я ухожу домой!

И девушка кинулась прочь, пробралась сквозь заросли и побежала по дорожке к главной аллее, на которой гуляли посетители парка. Внезапно она остановилась и оглянулась — брат все еще сидел на скамейке, с грустью глядя ей вслед. Каринна бросилась обратно к нему.

— Где ты остановился? — спросила она, задыхаясь. — Ты же не можешь ночевать на улице. Где ты живешь? Быстро скажи мне!

Со странной полуулыбкой Дан написал ей на бумажке свой адрес. Она взглянула и воскликнула:

— В этой дыре? Ты что, там невозможно жить! — Коринна была в ужасе. — Я могу дать кучу адресов, где тебе будет гораздо удобнее.

— Спасибо, — ответил он, — но я вполне доволен. Я там живу с другом, это парень, с которым мы учились вместе в колледже. Не переживай. Меня все устраивает.

— Ну, не знаю, может быть, но там ведь нет баров, ресторанов, театров — ничего!

— Ах вот ты о чем, — улыбнулся брат. — Но я ведь не развлекаться сюда приехал. Я вообще не любитель такого досуга.

Девушка посмотрела на него, в удивлении подняв брови.

— Ты такой странный! — проговорила она наконец. — Но все равно ты очень милый! Прощай! — И она ушла.

Дан еще посидел немного, обдумывая их разговор, припоминая потрясенное лицо сестры, странные слова, которые она говорила. И все же, несмотря ни на что, в ней была какая-то скрытая прелесть, особенно когда Коринна была без косметики и забывала про свои наглые вызывающие повадки. Да, если бы мать оставила ее тогда в роддоме и ее воспитал бы отец, скорее всего, она была бы сейчас прекрасной, милой, славной девушкой. Наверняка. Но судьба распорядилась иначе.

Он напряженно думал — может ли помочь ей теперь, когда сестра уже выросла. Он понял сейчас, в чем же на самом деле заключалась цель этой поездки и чего хотел от него отец. Последние дни перед смертью отец буквально бредил тем, как он мог бы воспитать дочь, ведь он знал, что мать не способна дать девочке ничего хорошего. Он понимал, что уходит в вечность, и его мучила мысль, что, может быть, он не имел права оставить дочь на произвол судьбы, даже не предприняв попытки вернуть ее. Отца мучило острое чувство вины, он считал, что мог бы что-то сделать для нее, научить ее тому, что знал сам, объяснить ей смысл жизни и смерти, греха и спасения, наставить на путь истинный.

Но чем больше Дан об этом размышлял, тем яснее ему становилось, что он бессилен что-либо изменить. Может быть, он уже выполнил его волю, передав его письмо матери и рассказав сестре, какой у нее был замечательный отец, и уже сегодня вечером можно будет отправляться обратно и вернуться к своей работе.

Однако на душе у него было неспокойно. Он понимал, что, если сейчас уедет, потом будет вечно укорять себя за это. Нет, лучше он останется, хотя бы на несколько дней.

Зачем сестра взяла его адрес? Может быть, он получит от нее письмо завтра или на днях, которое разрешит его сомнения, и он уедет со спокойной душой?

При мысли о матери у Дана каждый раз возникало в груди странное холодящее чувство, он догадывался, что тут сделал все, что мог, она никогда не примет его, и как бы он ни поступил — ничто не изменит Лизу. А сестра! Накрашенная кукла! Нет, хуже куклы! Безголовый мотылек — и не хочет быть никем другим.

И ведь он знал, еще до того, как приехал, что встретит именно это. Однако же приехал! Ну вот, он здесь — и что может сделать? Лучше всего вернуться домой, честно трудиться всю жизнь, ради своего Бога. Найти собственное место в этой жизни.

Но как это сделать? Отец умер. Как он вернется в их маленький городок, в их квартирку, где они жили вместе, где часто ужинали в уютном ресторанчике на первом этаже? Как он может вернуться, сидеть за тем же столом и есть в одиночестве? Одинокие дни, одинокие вечера, когда не с кем даже поговорить. Марджери? Но они расстались навсегда. На самом деле они не были по-настоящему помолвлены. Это была просто полудетская дружба, еще со школьных времен, они переписывались, пока учились в колледже и несколько месяцев после выпуска. А потом их пути разошлись, причем так резко, что теперь казалось бессмысленным пытаться их соединить. Когда Дан вернулся из колледжа, он как-то все ждал, хотел сначала найти хорошую работу и уже после этого сделать Марджери предложение. Но вскоре отец заболел, Дан очень беспокоился о нем и был настолько занят с ним, что уже не оставалось времени ни на что другое. Они с Марджери очень редко виделись. Он почти каждую свободную минуту проводил с отцом, надеясь, что скоро тот поправится и он вернется к обычной жизни.

Но отцу становилось все хуже. Он худел, слабел и все больше нуждался в помощи. Иногда он сам настаивал, чтобы Дан не сидел с ним, а сходил куда-нибудь с Марджери, и тогда они встречались. Но Дан видел, что у нее появилось много новых интересов, далеких от его собственных, между ними выросла стена, которая становилась все выше. Марджери говорила, что он слишком серьезен, что с ним скучно и ничего выдающегося из него не выйдет. Она стремилась к другой жизни — яркой, светской, роскошной, хотя оба они к такой жизни не привыкли и были воспитаны не для нее. Студенческие годы сильно изменили Марджери.

Как-то раз Дан твердо решил выяснить ее мнение по разным проблемам, по которым когда-то они были единодушны. Для него это были самые важные насущные вопросы. После долгих обсуждений выяснилось, что Марджери утратила свою детскую веру, ту веру, в которой была воспитана. Она теперь не считала Библию Словом Божиим, как раньше. Для нее это были лишь древние предания, правда очень красивые, но только предания, не более. Она даже удивилась, узнав, что Дан до сих пор верит всему, что написано в Библии.

— А, вот результат, что ты пошел в провинциальный колледж. Если бы ты учился в известном университете, ты бы встретил таких же профессоров, как у нас, и не остался при своих патриархальных верованиях, у тебя появились бы совершенно другие, современные взгляды. Я могу дать тебе список книг, которые мы изучали, и по конспектам рассказать многое, что тебе следует знать. Поверь, ты в корне изменил бы свое устаревшее мировоззрение. Тебе нужно изучать философию, у меня в голове не укладывается — как ты мог закончить колледж и остаться при нелепых религиозных убеждениях, даже странно. И ходить каждое воскресенье в церковь, как в детстве!