Кэтлин О'рейли - Клуб одиноких сердец Страница 11

— Прошу прощения, подруги, но мне тоже пора в путь. Мужчина моей мечты, должно быть, заждался, — произнесла Кассандра, посматривая в сторону молодого человека в противоположном конце бара.

— Думаешь, это у нее на всю ночь?

Джессика внимательно осмотрела потенциальную жертву Кассандры и утвердительно кивнула головой.

— Определенно. У него уже слюни текут. Он надоест ей через день, когда она поймет, что на крючок снова попалась мелкая рыбешка, которую стоит отправить в аквариум. Мне надо организовать празднование дня рождения матери, — обратилась она к Мики. — У нее юбилей. Пятидесятилетие. Я решила хоть раз в жизни освободить ее от обязанности готовить на всю ораву Барнсов и дать возможность отдохнуть.

— Ты собралась готовить вместо нее? У тебя же нет кухни.

— Еду можно заказать. Пусть готовят другие, каждому свое. Еще хочу пригласить музыкантов.

— Каких именно? Джазовых?

Джессика не могла вспомнить, когда она в последний раз видела, чтобы мать танцевала.

— Может, лучше струнный квартет?

Мики спокойно допила пиво и произнесла фразу, метко поразившую цель.

— Свидание было, конечно, с Адамом?

Джессика не стала отпираться.

— Как ты узнала?

— От тебя исходит такое гормональное излучение с поражающей волной не меньше, чем от ядерного взрыва. И надоедливый чих пропал.

Джессика закрыла лицо руками.

— Снова побежишь к нему на свидание, если позовет?

— Пока не знаю. — Она взглянула в голубые, излишне проницательные глаза Мики. — Мы заключили пари. Он утверждает, что я настолько сильно им увлечена, что не смогу выдержать и десяти дней разлуки. Теперь мне придется воздерживаться от любых с ним встреч.

Мики на минуту задумалась.

— Десять дней? Думаю, у тебя получится. Черт, такое даже Кассандре по плечу.

— Конечно, у меня получится, — ответила Джессика и снова отхлебнула пива. — Время пролетит быстро.

На следующее утро на скоростной магистрали образовалась колоссальная пробка, и машины встали друг за другом, бампер в бампер.

Адам убавил звук магнитолы, воспроизводящей записи лазерного диска.

«Так и должно было быть. В этот нет ничего удивительного», — в унисон ему вторила совесть, которая всегда вещала голосом умершей матери.

— Мужчина должен быть активным, а не спать на ходу и ни в коем случае не подвергать себя добровольному заточению.

«Не старайся сбить меня с толку своими репликами. Хочешь воспользоваться влюбленной в тебя девушкой, а потом, поупражнявшись в красноречии, расстаться с ней навсегда».

— Это называется ненасильственным расставанием, выгодным для обеих сторон. Оно всегда выглядит более привлекательным. А так называемый сентиментальный, в розовых тонах уход давно устарел, он деморализует мужчину.

Совесть подозрительно молчала.

— Я не собираюсь с ней спать. Она теперь вообще ко мне на пушечный выстрел не подойдет из-за пари. — Но что-то его тревожило.

«Она на редкость милая девушка».

Адам нажал на кнопку стереомагнитолы и резко прибавил звук.

— Я не слышу тебя, мама.

«У нее прекрасный вкус. Она без ума от „порше“».

Это замечание заставило Адама снова приглушить звук.

— Будем откровенны, мам. Почему ты сама мечтала именно о «порше»? Тебе нравилось, как звучит его мотор? Нет. Он был нужен для того, чтобы произвести впечатление на назойливых зевак и сплетниц на улицах Форт-Пейна. — Совесть заговорила вновь. В свое время он обещал подарить матери «порше», но опоздал.

«Я бы никогда не позволила себе такой выходки.

Разве что воскресным вечером, после службы в церкви».

Закончив разговор, Адам снова сделал музыку громче. Боже, как он ненавидел те моменты, когда мать была во всем абсолютно права. Джессика, порядковый номер сорок четыре семьсот тринадцать, никогда больше к нему не подойдет. Ей просто надо дать понять, что собой в действительности представляет мистер Адам Тейлор. Консультант-чистоплюй без угрызений совести. И если бы Джессика разгадала его гнусную сущность, то никогда бы даже не подошла к нему.

В девять сорок Адам взял папку с документами и записями и направился на совещание по финансовым вопросам, назначенное ровно на десять. До начала оставалось 20 минут, и жалюзи на окнах кабинета Джессики были плотно закрыты.

Он знал, что сможет встретиться с ней у дверей конференц-зала, и чувствовал себя прескверно.

Чтобы отвлечься, он постарался переключиться на рабочие темы. Это помогло.

Он повернул за угол и увидел Джессику. На ней были брюки и жакет, цвет которого гармонировал с ее темно-русыми волосами. В ее руках как всегда были калькулятор и папка с документами. Джессика еще не увидела его, и он успел прийти в себя от охватившей его легкой волны трепетного волнения, которое он всегда испытывал при встречах с ней.

— Не слишком ли рано? — обратился к ней Адам.

Джессика показала на папку с документами.

— Надо еще раз кое-что просмотреть.

Она прислонилась к стене. Номер сорок четыре семьсот тринадцать выглядел вызывающе спокойно.

Адам покачал головой. Ему необходимо было четко придерживаться заранее намеченной линии поведения. Быть коварным, вкрадчивым, льстивым, космополитичным.

— Прошлой ночью меня посетила бессонница.

Фантастические мечты не давали сомкнуть глаз.

От удивления у Джессики совершенно произвольно открылся рот.

— Прости, что ты сказал?

Адам приставил руку к стене всего в нескольких дюймах от ее роскошной шевелюры.

— В этих мечтах являлась мне ты, Барнс. Ты. И я.

Причем, ты была обнаженной.

Она отошла в сторону, увеличивая расстояние между ними.

— Какая же ты свинья, Адам!

Это было чистой правдой. Согласно его отчету, технические расходы предприятия должны были сократиться на восемнадцать процентов. И все это в первую очередь касалось персонала, занятого в административном секторе компании. Включая и служащего под порядковым номером сорок четыре семьсот тринадцать. Так что нелестное определение «свинья» было минимумом того, что он заслуживал.

— Ты бредишь мной, Барнс. Ну, будь по-твоему, произнес Адам, когда увесистая деревянная дверь распахнулась настежь. Он махнул рукой в сторону конференц-зала. — Только после тебя.

Джессика скромно расположилась на самом краю огромного стола. Если бы он был умнее (а в уме он себе никогда не отказывал), то занял бы место в противоположном конце комнаты, но вместо этого он уверенно уселся напротив. Чтобы ей удобнее было забить последний гвоздь в его гроб.

— Ты думаешь, что я последний негодяй и пройдоха?