Вайолет Уинспир - Дом незнакомцев Страница 12

— Нет, Джинджер, я не замужем.

— Разве вы не хотите выйти замуж?

— Только если кто-то очень милый будет очень, очень любить меня, Джинджер, пока мы оба не состаримся и не отправимся на небеса.

— А он так сделает, мисс?

— Кто, Джинджер? — спросила она заинтригованно.

— Смеющийся человек.

— Смеющийся… а, понятно! — Ее руки обняли мальчика, она понимающе улыбнулась. — Это мистер Деннис, милый. Он здесь работает, но не думаю, что он способен любить одну-единственную девушку, пока не состарится. — Она взглянула на часики. — Тебе скоро принесут чай. Ты хочешь есть?

Он кивнул, а потом, оттого что ему хотелось поделиться чем-то очень сокровенным, он прижал губы к уху Марни и, щекоча ее ими, прошептал:

— Если хочешь, Марии, я женюсь на тебе, когда вырасту и стану совсем здоровым.

— И это значит, что мы теперь помолвлены? — прошептала она в ответ с подобающей серьезностью.

— Да, — ответил он, и они улыбнулись друг другу.

Они вместе кушали за столиком у солнечного окна, когда пришел Пол Стиллмен, чтобы посмотреть, как Джинджер устроился. Когда он открыл дверь и его взгляд упал на Марни и Джинджера, с деловым видом жующих банановые сандвичи и джем, в его глазах появилась невольная улыбка.

Джинджер повернулся на стуле и подарил ему — испачканную джемом улыбку.

— Привет, мистер Стиллмен, — сказал он. — Мы пьем чай… и теперь я совсем не против здесь остаться.

Пол подошел к столу и взял себе сандвич с бананом.

— Рад слышать, что ты хочешь остаться, Джинджер. Полагаю, ты положил глаз на мою хорошенькую секретаршу?

Джинджер торжественно кивнул, а Марни залилась краской, когда Пол, проглотив сандвич, посмотрел на нее с циничным выражением, заменившим улыбку в его глазах.

— Похоже, вы умеете обращаться с мальчиками, Марни, — протянул он.

Глава 3

Марни вскоре с глубоким интересом полностью погрузилась в свою работу. Июль цвел пышным цветом, и в свободное от работы в офисе время она читала Джинджеру книги на залитых солнцем лужайках клиники и рассказывала о диких животных и незнакомых птицах, часто навещавших длинные берега Норфолк-Броде. Еще он любил слушать о морском побережье, потому что никогда не видел моря и не играя на песке с ведерком и лопаткой, и Марни описывала ему Ярмут от начала до конца, рассказывая, как ветер раздувает мелкий песок и как большие прыгучие волны накатывают на берег, блестящий пиратским серебром. Джинджер обладал цепким, быстрым умом и с огромным удовольствием, выслушивал красочные рассказы Марни. Один из них в особенности нравился мальчику, в нем говорилось о Поле Стиллмене.

Однажды он довольно долго стоял и беседовал с ними, а когда его вдруг отозвала медсестра, Джинджер прижался личиком к шее Марни и спросил, почему у мистера Стиллмена такая большая дырка в подбородке.

Буйное воображение Марни без труда снабдило ее объяснением, и ямочка на подбородке ее работодателя превратилась в пещеру, в которой живет заколдованная принцесса с полпенни ростом. Иногда в погожую погоду, уверяла Марни Джинджера, ее можно увидеть сидящей на ракушке и расчесывающей длинные черные волосы.

Осматривая мальчика, Пол, должно быть, частенько удивлялся, почему тот, словно зачарованный, не отводит взгляд от его подбородка, когда Джинджер доверчиво рассказал эту историю Аде Баррингтон, она не увидела в этом ничего хорошего и пересказала ее Полу на утреннем сеансе массажа спины.

— Я всегда думала, что там живет дьявол, — фыркнула она, и Пол отплатил ей тем, что ущипнул там, где ее долгое время уже никто не щипал.

— Я теперь исправился, Ада, — сказал он. — В октябре я женюсь.

— В октябре, да? Полагаю, ваша очаровательная Илена получит все, что положено? Подружки невесты? Мальчики из хора? Ведра шампанского?

— Да! Я был настроен на что-то более быстрое и менее шумное, но Илена будет выглядеть сказочно, так что, полагаю, придется мне мучиться в брюках в полоску, но будь я проклят, если надену цилиндр.

— Как дела у младшей сестры Илены?

— Руки у нее зажили, но мне кажется, что у нее разбито сердце, Ада, а в лечении таких болезней я не специалист.

— Сердца никогда не вылечишь до конца, Пол. — Внезапно в голосе Ады Баррингтон зазвучала более серьезная нотка. — Нет, никогда их нельзя починить, хотя их можно склеить, как разбитую вазу, и, если не подходить близко или не обращаться слишком грубо, они вполне сойдут за целые.

— Можно подумать, что вы знаете это на личном опыте, Ада.

— Я потеряла любимого человека в Йоханнесбурге сорок лет назад и так до конца это и не пережила. Ах, теперь мне лучше, Пол. Намного легче.

Ада была крупной женщиной, но он поднял ее и снова уложил на простыни без усилия, и, когда она поправляла плечики ночной рубашки, ее глаза лукаво блестели, глядя на него. Его непослушные волосы упали на лоб, рукава белой рубашки были закатаны выше локтей, обнажая поросшие темными волосами, энергичные руки. «Он выглядит как настоящий мужчина, — подумала она с одобрением. — Мужчина до мозга костей, и к тому же с добрым сердцем». Ада Баррингтон наклонила голову в сторону соседней комнаты.

— Сегодня малышу делают рентген, не так ли, Пол?

Он кивнул, откидывая темные волосы со лба:

— Кровь стынет в жилах, как подумаешь, как бессердечно некоторые относятся к своим детям, разве нет? Закон слишком снисходителен к ним, и хотя такие люди, как я, иногда могут залечить физические раны, нанесенные этими бесчеловечными скотами, мы мало что можем сделать со шрамами души. Я надеюсь, что смогу вернуть здоровье телу Джинджера, но он, вероятно, будет подвержен неврозу и приступам страха до конца своих дней.

— Бедный ягненочек! — Старинные серьги Ады, длинные, украшенные бриллиантами, сочувственно покачнулись. Ада никогда не снимала серьги, даже в постели, и ее смелое, все еще красивое лицо всегда было сильно напудрено и нарумянено. Она выглядела как актриса, и в семьдесят шесть у нее все еще был звучный актерский голос и веселый, слегка игривый огонек в голубых глазах. Пол очень любил ее. Большинство ее друзей постепенно ушли из жизни, оставив ее довольно одинокой, и он считал, что в клинике она искала не только телесного облегчения, но и компании. У нее был артрит, и она ложилась в клинику примерно два раза в год. Он всегда предоставлял ей место, несмотря на то, что мало чем мог помочь ей в ее болезни.

Она смотрела, как он опускает рукава рубашки.

— Вы никогда не думали о том, чтобы вернуться в Канаду? — спросила она.

— Дрю, мой брат, хотел бы, чтобы я вернулся, но я в некотором роде осел здесь теперь, когда моя клиника заработала. И я не думаю, что на самом-то деле Илене вряд ли понравится жить там. — Он улыбнулся, надевая пиджак. — Для Илены существуют только три цивилизованных места — Лондон, Париж и Рим. Не думаю, чтобы я осмелился увезти ее слишком далеко от ее излюбленных парижских показов моды, Ада.