Эмиль Брагинский - Вокзал для двоих (киноповесть) Страница 12

- Мне все равно, но лучше коньячку.

- Значит, армянского, - стала заказывать Вера, - три звездочки, не дороже. Двести граммов нам достаточно. Да, скажи в буфете, что это для меня. Пусть не разбавляют!

- А что, обычно разбавляют? - быстро вставил Платон.

- Никогда! - мгновенно среагировала официантка, находившаяся при исполнении служебных обязанностей.

- Теперь закуска… - задумалась Вера.

- Из закусок сегодня только сыр! - охладила ее гастрономический пыл Виолетта.

- Скажи шефу, что это для меня. Пусть выдаст из загашника колбасы! - распорядилась Вера. - А на горячее - киевские котлеты. Вы как? - она вопрошающе глянула на Платона.

- Положительно.

- Только предупреди на кухне, - наставляла подругу разгулявшаяся Вера, - что это для меня. Пусть жарят на настоящем масле!

- А на чем для всех жарят? - любознательность Платона не имела границ.

- Зачем вам знать то, что не нужно знать! - откровенно вздохнула Вера. - Ну, и мороженое!

- Только скажите там, что это для Веры, - вмешался Платон, - и пусть в мороженое ничего, кроме мороженого, не добавляют!

Когда Виолетта отошла, Платон вдруг помрачнел. Отодвинулся от стола, машинально взял вилку, стал постукивать ею по пустой тарелке.

Вера пыталась понять его состояние.

- По-моему, вы далеко уехали! - жалобно произнесла Вера. - Вернитесь, пожалуйста!

Платон отвлекся от грустных мыслей и посмотрел на Веру, как бы возвращаясь в действительность.

- Я тебе все сейчас расскажу! - Платон даже не заметил, что обратился к Вере на ты. - Мы возвращались с женой с Шереметьевского аэродрома - провожали ее подругу. Она улетела в Алжир. За рулем сидела жена. Жена обожает водить машину, я-то практически ею не пользуюсь. А жена лихо водит… И уже на подъезде к Москве… А было поздно, темно… Как вдруг дорогу стал перебегать какой-то человек… Жена затормозила… Но… - Он был пьяный? - тихо спросила Вера.

- Мы надеялись… Но экспертиза показала: нет, трезвый!…

В этот момент Виолетта подала коньяк и колбасу.

- С горячим придется обождать. Сейчас будем кормить поезд из Душанбе…

Другие официантки уже несли подносы, заставленные алюминиевыми кастрюльками с типовой едой.

- У вас телевизор в ресторане есть? - неожиданно забеспокоился Платон.

- При чем тут телевизор? - удивилась Вера.

- Есть или нет? - Платон посмотрел на часы.

- В кабинете директора!

- Тогда скорее! - Платон порывисто поднялся.

Вера, недоумевая, повела Платона в кабинет директора. Там никого не оказалось. Вера включила телевизор.

- Что же он у вас так долго нагревается? - нетерпеливо сказал Платон, снова глядя на часы.

Как всегда, сначала послышался голос. Женский голос:

- Холодные массы арктического воздуха вторглись из Баренцева моря…

И только потом экран вспыхнул, и на нем появилась симпатичная женщина в элегантном костюме. Она водила указкой по географической карте, произнося традиционные слова о циклонах и антициклонах.

- Моя жена! - представил ее Платон.

- Действительно красавица! - удрученно оценила Вера. - Вы не преувеличивали!

- Так вот, когда это случилось, - Платон продолжал свой печальный рассказ под монотонно-научный голос жены, - с ней, конечно, началась истерика. Она плакала, причитала, потом вдруг сказала: "Я погибла! Меня никогда больше не пригласят на телевидение!" А когда приехала милиция, я вдруг… честно признаюсь, сам от себя этого не ожидал… сказал, что за рулем сидел я!

- А она что?

Платон поежился:

- Промолчала.

- Значит, приняла, как должное…

- Да нет… Безутешно плакала…

- После такого любой заплачет… - как-то по-особому поглядела на Платона Вера.

- Я сам все время думаю, почему я так поступил? Просто я заботился о телезрителях, - отшутился Платон. - Кто же им предскажет погоду?

Вере стало неуютно:

- Про циклоны я уже слышала. Больше мне ничего не светит. Я, пожалуй, пойду домой!

- Женщина без женской гордости - это уже не женщина! - поддакнул Платон и перешел на полную откровенность: - Во-первых, я не хочу, чтобы вы уходили. Во-вторых, извините, вы сами не желаете уходить. В-третьих, давайте пойдем навстречу друг другу!…

По ресторану разнесся голос вокзального диктора:

- Скорый поезд номер девятнадцать Москва-Душанбе отправляется с первого пути.

Табун пассажиров ринулся прочь из ресторана.

Вера и Платон снова сидели за тем же столиком.

- Собственная машина… подруга в Алжир улетает… жену по телевизору показывают… - вслух рассуждала Вера. - Для меня это, как жизнь на Луне… А я со столов объедки собираю для поросенка… чаевые беру… При этом каждый третий норовит под юбку залезть. С официантками вообще не церемонятся. А с вокзальными подавно…

- Замолчи! - не выдержал Платон.

- Вы даже не заметили, что стали мне тыкать!

- Извините, Вера, пожалуйста, - и Платон продолжал с душой. - Я не представляю, что бы со мной было, если б я вас не встретил. Вы меня попросту спасли!

- Ну, ясно. В вашей ситуации вам нужно было, чтоб кто-нибудь подвернулся под руку. Неважно кто…

- В принципе правильно. Но мне повезло. Мне подвернулся замечательный человечек. Этот человечек мне очень понравился…

Оркестр отыграл свое и радостно отбыл на перерыв.

- Это судьба, - показав на эстраду, лукаво улыбнулся Платон. - Рояль свободен. Сейчас я буду играть для вас!

Платон встал, пересек зал и уселся за инструмент.

Не сводя глаз с Веры, начал играть ноктюрн Шопена, и над ресторанным залом поплыли нежные и щемящие звуки. Вера тоже не отрываясь смотрела на Платона. Было очевидно, что он ей нравится и что она растеряна.

Виолетта подошла к Вере и тоже прислушалась к музыке.

- Отвали! - сердито прошептала Вера. - Это он для меня играет!

За одним из столиков расселся знакомый нам по рынку узбек в сопровождении красивой горожанки. На этот раз на нем был превосходный модный костюм, модные туфли и неизменная тюбетейка.

Показав на Платона, узбек похвастал:

- Это мой дружок!

- Тоску он наводит, дружок твой!

- Что ты хочешь, чтоб он тебе сыграл?

- Что-нибудь ритмическое, - ответила временная подруга.

Узбек зашагал к эстраде.

- Я тебя узнал!

- Я тебя тоже! - кивнул Платон.

- Сыграй нам что-нибудь ритмическое! - узбек положил десятку на крышку рояля.

Платон тотчас покончил с Шопеном, подмигнул Вере и объявил:

- Сейчас в честь нашего гостя из солнечного Узбекистана прозвучит ритмическая мелодия!

Платон лихо заиграл джазовый мотив, подпевая себе на никому не понятном языке, который, очевидно, он считал английским.