Дорис Смит - Песня, зовущая домой Страница 13

— И что вы знаете о коттеджах? — Колин Камерон глядел прямо перед собой на высокий точечный дом, узкий, как будто построенный из детских кирпичиков, залитый ласкающим глаз изумрудным светом.

— Довольно-таки много. Это имеет отношение к моей работе. — Я сама неотрывно смотрела на набережную Виктории. Кружева ее решетки отражались в воде, а золотая макушка штаб-квартиры компании «Шелл», казалось, плавала в пространстве. Я не чувствовала ни малейшего стеснения, рассказывая о моей работе, моем предмете, о моей специализации — как сделать жилище удобным и привлекательным, чистым и теплым, как уберечь от сквозняков, как выбрать мебель, покрытия для пола, скатерти. Адама интересовало только это, но я почему-то стала распространяться дальше на тему своих уроков о роли семьи в обществе — сначала о счастье в доме, потом о здоровье семьи, как заботиться о малышах, о развлечениях и о том, что было мне очень близко, — о чувстве ответственности как внутри семьи, так и вне ее.

Алан, в прошлом часто вынужденный выслушивать мои излияния, обычно прерывал меня громкими рукоплесканиями. Колин Камерон слушал, не перебивая, и когда я сама замолкла в некотором замешательстве, он неожиданно тепло сказал:

— По-моему, все это необычайно интересно, и я хотел бы еще с вами об этом побеседовать. Я и понятия не имел, что в школах учат чему-то такому.

И потом, как раз когда я начала: «Ну, это довольно новый предмет», — он впервые прервал меня:

— У меня такое впечатление, что Адам что-то замыслил.

Я хотела отделаться шуткой, но вдруг осознала, что он говорит серьезно.

— Что вы имеете в виду, мистер Камерон? — недоверчиво спросила я.

— Извините, Дебора. — Он выглядел озадаченным, а хитроватая улыбка была какой-то неуверенной. — Я и сам не знаю. Пойдемте?

За ужином я беседовала с Мэгги Камерон. Она сказала извиняющимся тоном, что надеется, что непоседливость Колина не испортила мое впечатление от шоу.

— Никогда не мог посидеть тихо, — рассмеялась она. — Если бы не мозоли, он, наверное, был бы в два раза хуже!

Я подумала, не шутка ли это, но она, казалось, говорила вполне серьезно и дальше спросила, как мне понравился гвоздь программы.

— Это наш знакомый, и у нас была такая неделя в больнице, что мы решили позволить себе расслабиться. У Руфи, — она звала ее Руфь, — оказалась загадочная болезнь. — Думаю, что они даже сейчас не знают, какой это был вирус, они сказали, что очень редкий. Но сначала они решили, что это менингит. Она свалилась с ним в то самое утро, когда мы собирались ехать в Лайм Реджис. — Колин, сказала она, устроил, чтобы они пожили там, пока он будет в Сикоуве, потому что это было достаточно близко, если ехать на машине. — А ему так не хватает детей, когда он в отъезде, — сказала в заключение Мэгги. Но теперь этот план пришлось отложить, потому что шоу в Сикоуве открывалось в понедельник, а пока было неизвестно, как долго еще доктор будет присматривать за Руфью.

— Люди его узнают? Я имею в виду, не на сцене? — спросила я. Сегодняшний день был для меня в этом смысле откровением.

— Иногда, — ответила она со смехом. — Думаю, узнавали бы больше, если бы он выглядел более экзотично.

— И чем вы занимались с мужчиной в клетчатой юбке? — шутливо спросил Адам по пути домой.

— Ну, если вам так хочется знать, — ответила я тем же тоном, — я прочла ему лекцию на темы моего третьего и четвертого классов и еще покритиковала ваш коттедж.

— Черт побери, Деб, вы ему рассказали об этом? — Меня поразило внезапное раздражение в его тоне. Я уставилась на него. — Да кто же вас… — опять взорвался он. — Какое ему до этого дело?

— Дело? — в свою очередь резко отозвалась я. — Странно, что вы так говорите. Конечно, это не его дело. Вряд ли он станет так считать.

— Ну, не подумайте.

— И не подумаю. — Я сама начала злиться. — У Колина Камерона своих дел хватает. Я не настолько глупа, чтобы думать, что если он из вежливости пригласил нас на ужин, то и дальше я буду поддерживать знакомство с ним. — Лучше умолчать о приглашении в Сикоув и о загадочном и нелестном замечании насчет самого Адама.

— Я бы за это не поручился. — В серых глазах появилось то мягкое озабоченное выражение, от которого у меня всегда сердце переворачивалось. — По-моему, вы ему понравились. — Не обращая внимания на мое сдавленное «Вы сума сошли», он продолжал: — Милая моя, это было бы не впервые. Я знаю, вы считаете низостью так говорить о старом друге, но я очень хорошо его знаю и от этого не отношусь к нему хуже. — Он помолчал. — Если на то пошло, он однажды оказал мне большую услугу. Я и этого не забыл. Но… — опять он искал слова, — он не такой, как мы, Деб. Скажем так, мне не хотелось бы, чтобы моя сестра — или кто-то другой, кто мне нравится, — были как-то связаны с ним. — Он еще помолчал. — Теперь, пожалуйста, — завершил он, — можете сказать мне, что я мерзавец.

Что угодно, кроме этого, подумала я, взволнованная до глубины души. Смущенный, косноязычный, но он был честен — а я высоко ценила честность. И беспокоился обо мне. Это было самое главное. Остальное было неважно.

— Я никогда не скажу вам этого, Адам, — сказала я. — И не волнуйтесь: могу заверить вас, что я безразлична Колину Камерону, а он мне еще безразличнее.

Глава третья

Что я еще упустила, когда так легковесно судила об Англии по пестрым обложкам и поп-культуре, так это названия ее поселков: Хартли, Уитни, Хук, где в оконных ящиках белоснежной гостиницы пламенели петунии, Хатч, и через несколько миль — дорожный знак: А 30 — на Уэст. Мистер Ли проложил мне маршрут в обход самых загруженных дорог, и мы продвигались довольно быстро. Около полудня мама воскликнула:

— Смотри, Деб, мы уже в Девоне!

«Графство Девон», гласила надпись на дорожном знаке, и рядом с ним, как будто специально, высилась куча рыжей девонской земли.

— Да, — коротко ответила я. — Теперь направо, а потом налево на А 35 в сторону Хонитона. Смотри внимательно, ладно?

— Конечно, милочка, — послушно ответила мама.

Без приключений добравшись до Хонитона, мы остановились для ленча, впервые ощутили вкус свежих взбитых сливок и отправились дальше, на Даулиш и Тейнмаут.

Девоншир был пышно расцвечен: склоны холмов с разбросанными пятнами пахоты, сады, полные голубых и пурпурных гортензий, гвоздик и роз на высоких стеблях. Последняя миля шла на подъем среди холмистой вересковой пустоши с голыми каменистыми вершинами холмов справа от нас; в отдалении был виден знак с нарисованным пони, обозначавший границу Дартмурского национального парка. Ворота при въезде в отель были распахнуты. Мы прогрохотали по решетке и оказались на месте назначения.