Кристин Лестер - Берег нежности Страница 13

Странно, но желание пойти и рассказать о ночном происшествии капитану полностью развеялось с наступлением утра. Вместо этого появилось желание рассказать обо всем Стену и Оливии. Но едва Жанет увидела их, сразу вспомнила вчерашние обстоятельства и поняла, что им сейчас не до телефонных хулиганов. Она даже подумала, не сесть ли за другой столик, давая друзьям возможность побыть одним, но Оливия сама позвала ее:

— Что с тобой? На тебе лица нет. Где Ивель?

Жанет махнула рукой:

— Ивель вчера не дошел до каюты, а меня всю ночь мучил телефонный террорист.

— Что-о-о? — Оливия прижала руки к щекам и красиво округлила рот. Так она делала всегда, когда была в хорошем настроении и желала изображать чувственную особу. — Стен, ты слышал? Что за телефонный террорист?

— Не знаю. Он назначил мне свидание и уверял, что скоро мне понадобится тесная дружба с ним.

Стен и Оливия выглядели сегодня довольными. Очевидно, вчерашний инцидент пошел им на пользу и они всю ночь мирились. Жанет позавидовала: ей самой довелось в последний раз заниматься любовью больше месяца назад. С тех пор она лишь «мариновала» Ивеля, не понимая, что на самом деле маринует себя.

— Да ты что? А зачем это ему?

Жанет взяла с тарелки аппетитный тост с сыром и рассеянно ответила:

— Ответ на этот вопрос он оставил на следующий раз, очевидно, чтобы мне было о чем подумать на досуге.

— Доброе утро, Жанет! — крикнул кто-то за ее спиной.

Она обернулась и увидела Алекса. На этот раз он был в темно-синих шортах и рубахе.

— Слава богу, оделся!.. Здравствуйте!

— Прекрасно выглядите! — Он произнес это, уже не глядя на нее, махнул рукой и, обнявшись с какой-то девицей, исчез за колонной.

Жанет покачала головой:

— Без комментариев.

— Что это было? — округлив глаза, спросил Стен.

— А ты не узнаешь? Это мой приятель Алекс. Тот самый, про которого ты вчера говорил, что я голая с ним обнималась.

— Ах, это он? Я помню только его красные плавки.

— Все помнят его плавки, — томно зевнув, ответствовала Оливия. — Но он запоминает нас в лицо! Так что сказал террорист?

— Я была в таком бешенстве… — Жанет взяла еще один тост. — А интересно, я могу обратиться к капитану?

— У тебя хороший аппетит. К капитану ты можешь обратиться, но тебе нечего предъявить этому террористу. Он что, угрожал тебе?

— Нет. В том-то и дело, что нет.

— Может, он тебя шантажировал?

— Тоже нет. Он… наоборот, предлагал дружбу.

Стен с видом знатока скрестил руки на груди и назидательно подытожил:

— Ну вот. Скорее всего, это какой-то поклонник, который сам не знает, что ему надо. Ты лучше отключай на ночь телефон и просто забудь об этом.

— Да, я уже вытащила шнур!

— Ну и прекрасно.

Жанет немного подумала и спросила Стена:

— Кстати, наверное, мне надо будет как-то… извиниться перед Гартье?

— Не сказал бы, что «кстати», но я рад, что ты понимаешь это. Конечно, надо. Во всяком случае, это не испортит тебе репутацию.

Стен, видимо, уже взял на себя роль главного в их компании. Оливия говорила Жанет, что он всегда рвется в лидеры и его кажущаяся апатия и отстраненность — лишь тактика на первое время, для того чтобы освоиться в новой компании. Позже скромность отходит на второй план, а Стен становится таким, каким знают его близкие и подчиненные: властным, циничным диктатором, абсолютно не терпящим иного мнения, чем его собственное.

— Да, Жанет. Тебе определенно надо перед ним извиниться.

— Хорошо, Стен, я непременно так и поступлю. А сейчас… пойду, пожалуй, в салон, чтобы как всегда в тишине и уединении поработать. Увидимся за обедом. — Жанет залпом допила кофе и ушла.

Стены детского садика должны быть солнечных тонов. Какие цвета тут подойдут? Салатовый, оранжевый (но не навязчиво-яркий, а приглушенный, персиковый оттенок), конечно же желтый, еще вот этот…

Жанет держала в руках несколько вееров палитр, размышляя, какую выбрать. Их нельзя смешивать: если берешь цвета из одного подбора, то включать в них элементы из другого будет уже безвкусицей.

Весь день она просидела в салоне, в спокойствии и тиши, удовлетворяя себя любимой работой и абсолютно забыв о проблемах. Ей даже временами казалось, что она — вообще другой человек, проживший совсем иную, лучшую жизнь.

Поэтому, услышав голос мужа, почувствовала, что ее сбросили с небес на землю.

— А-а-а! Вот ты где!

Осмотревшись, Жанет заметила, что, оказывается, солнце клонится к закату, а она чертовски хочет есть.

— Ивель, что ты тут делаешь?

— Ищу тебя.

Она всмотрелась в его лицо. Странно, но Ивель был абсолютно трезвым и даже торжественно-печальным. Таким он бывал в моменты принятия важных и неприятных решений.

— Что-то случилось?

— Я хотел с тобой поговорить, Жанет. Очень серьезно.

Она почувствовала неприятный холодок между лопаток. Когда-то это должно было случиться.

— Прямо сейчас? Прямо здесь?

— Да. Можно здесь, можно в каюте, но точно — прямо сейчас. Я хочу с тобой развестись.

— Уф! Вот оно что!

— Что значит «уф»? Ты вздыхаешь с облегчением?

— Нет, я вздыхаю… скорее оттого, что я предполагала услышать от тебя что-то в этом духе. А позволь узнать причину столь внезапного решения?

— Ну… — Ивель важно закурил, аккуратно зажимая сигарету тонкими пальчиками — пальчиками, которые всегда бесили Жанет. — Мы давно приняли это решение, оно родилось не теперь, и тебе это хорошо известно.

— Да, мне это хорошо известно, но обычно это предлагала я, а ты отговаривал меня.

— А сейчас не хочу отговаривать и, более того, предлагаю сам.

— Хм. Да.

Жанет не чувствовала себя сильно обиженной, но какое-то неуютное, неприятное чувство скребло ее душу. Ее бросают? Ее выбрасывают, как не нужную больше вещь? Или…

— Ивель, а скажи-ка мне, что мы сделаем с моими капиталами в случае развода?

— Как что? Отдадим тебе… Жанет, ты вечно думаешь о деньгах! — Он поморщился. — Можно хотя бы не переходить к этому вопросу так сразу?

— Можно. Но это главный вопрос для меня: сейчас ты меня содержишь, а потом я должна буду где-то жить и что-то зарабатывать.

Он пожал плечами. Даже как-то слишком равнодушно и жестоко для своего обычного великодушия, подумала Жанет.

— Живи и зарабатывай. Я-то при чем?

— Но… Боюсь, это будет трудно.

— А разве тебе привыкать жить в нищете?

— Нет, конечно! Мне не привыкать, но мне казалось, что я имею право на какую-то компенсацию…

— А мне казалось, что это мне полагается компенсация после того, что ты устраивала у меня на глазах все эти годы.