Ловушка для донжуана - Линн Грэхем Страница 13

— Ни один суд в Европе не постановит, что наше частное соглашение имеет что‑то общее с нормальной работой, поэтому мы не должны чувствовать себя связанными глупыми правилами, — нетерпеливо ответил он. — Эти правила неприменимы к нашей ситуации, и нам не нужно их учитывать.

Он сказал ей дать себе волю, и он не мог знать, насколько глубоко эти слова на нее подействовали, потому что Белль, к несчастью, осознавала, что за свои двадцать два года она почти не жила. Она упустила годы подростковых экспериментов и чувствовала себя гораздо старше своих лет, обремененной долгами, ответственностью и утратой.

— Я знаю, что я не тот парень, которого ты бы выбрала, — пробормотал Данте. — Но сейчас я тот, кто тебе нужен…

И безумная какофония предупреждающих голосов в ее голове, говорящих ей отступить и вернуться к себе в спальню, внезапно умолкла. Да, он был тем, кого она хотела, единственным, кого когда‑либо хотела.

— Это верно, — неуверенно сказала Белль.

— И так же верно, что я хочу тебя, — выдохнул Данте, наклоняясь, чтобы поднять ее и уложить на кровать. — Давай не будем ничего усложнять.

Глава 5

Глядя, как Данте развязывает галстук и снимает пиджак, Белль не могла унять тревоги. Что их ждет? Будет ли это секс на одну ночь? Придется ли им вести себя так, как будто за время их совместной жизни этого никогда не происходило? Откуда ей было знать?

Белль лежала во влажном полотенце на кровати, и здравый смысл подсказывал ей сбросить его, но она не чувствовала себя достаточно смелой. Хотя накануне вечером она таяла в его объятиях, все было по‑другому, и ее неуверенность в себе полностью объяснялась пылом момента. Он в очень хорошей форме, признала она, приговоренная к молчанию страхом и застенчивостью. Данте сбросил рубашку, снял туфли и носки, при каждом движении играя впечатляющей мускулатурой. Она заметила, что он возбужден, но не собиралась пялиться, хотя он наблюдал за ней, как ястреб. Эти умные темно‑янтарные глаза не упустили ни одной детали.

— Ты тихая как мышка, — прошептал Данте, потянув за край полотенца.

— Здесь слишком много света, — сказала она ему, широко распахнув глаза.

Не говоря ни слова, Данте приглушил свет.

— Лучше?

Белль отрывисто кивнула. Теперь, когда он фактически лежал на кровати, голый и готовый к действию, тревожность снедала ее заживо.

— Я хочу, чтобы ты была уверена, — резко выдохнул Данте. — Я не хочу, чтобы ты потом пожалела. Не хочу пользоваться тобой.

— Я знаю, что ты не… — Невольно Белль поднесла руку к его худому смуглому красивому лицу и успокаивающе провела пальцами по его нахмуренному лбу; кончики пальцев скользнули по его шелковистым черным волосам, приглаживая взъерошенные пряди.

Она излучала теплоту. Именно ее теплота заставила его раскрыться ей накануне вечером, и это открытие вселяло в него ужас. Тем не менее, вопреки всем защитным инстинктам, которые побуждали его отступить и держаться от таких ухищрений подальше, он все же наклонился и поцеловал ее, как будто от этого зависела его жизнь.

Полотенце пропало, и она не заметила куда, но его худощавая рука прошлась по ее грудной клетке, массируя напряженный розовый сосок большим пальцем. Языком он умело дразнил ее чувствительные соски, и легкая дрожь в ее теле становилась все сильнее. Она подалась вверх бедрами, и он прижал ее к матрасу силой внезапного требовательного поцелуя. Даже его запах, мужской, с примесью одеколона, который ей уже стал знаком, был неотразимым.

Он скользнул вниз по ее телу, поджарый и гибкий, раздвинул ее бедра и прильнул губами к месту, которое нежно пульсировало в нетерпении.

— У тебя такой приятный вкус, — прошептал он, пока она вся дрожала, разрываясь между желанием остановить его и позволить ему продолжать.

Когда изысканные ощущения нахлынули на нее, она изо всех сил пыталась сохранить контроль, перестать тяжело дышать, перестать издавать тихие звуки, которые не могла сдержать. Удовольствие было всепоглощающим, словно медленный ожог, распространяющийся по всему телу с каждой его завораживающей лаской.

Пульсирующие тиски напряжения сжимались вокруг ноющей потребности в самом ее сердце, поднимая ее все выше, пока она не достигла пика, а все тело не содрогнулось от физического наслаждения.

— Если будет слишком больно, я остановлюсь, — поклялся Данте, меняя положение ее ног. — Только скажи мне.

— Хорошо, — пробормотала Белль, все еще погруженная в океан блаженства. В ее голове не было сомнений, все казалось таким новым и свежим, а опыт Данте облегчал ее тревоги. Его темные глаза неотрывно смотрели на нее.

Она провела руками по его гладким плечам, наслаждаясь их силой, в то время как ее пронизывало странное ощущение, когда он медленно входил в нее, растягивая ее чувствительную плоть. Она задрожала, когда жар возбуждения снова объял ее, но колющая боль пронзила ее, и, когда она ахнула, он замер.

— Я делаю тебе больно?

— Нет, не останавливайся! — воскликнула она.

— Тогда попробуй расслабиться. Чем больше напрягаешься, тем сложнее, — прохрипел он.

Каждый нерв в ее теле все еще был натянут до грани бездыханного возбуждения, она изо всех сил пыталась расслабиться. Он снова задвигался, и ей все еще было больно, но на этот раз она уткнулась лицом в его плечо и молча переносила дискомфорт.

К счастью, ощущение было мимолетным, и она услышала его удовлетворенный стон, когда он еще глубже погрузился в нее и каким‑то образом зажег ее пламя, как будто где‑то внутри ее горела лампочка на тысячу ватт.

Ее сердцебиение учащалось с каждым движением его поджарых бедер. Какая‑то дикость овладела ею, и она обвила его ногами, подстегивая, чтобы наконец утолить безумную боль нужды в своем сердце. Она вскрикнула, когда волна новой кульминации пробежала по ней, и дикое, жаркое удовольствие поглотило ее без остатка. Данте содрогнулся с резким стоном мужского удовлетворения, и весь мир замер вокруг нее.

— Невероятно, — прорычал Данте, перевернувшись вместе с ней. Его золотистые глаза были такими яркими, будто в их глубине горело пламя. — Это было невероятно. Ты в порядке?

Белль кивнула, не находя слов. Данте посмотрел на нее и с ухмылкой поправил ей волосы.

— Тебя как будто ударили током, amante mia.

Да, он — ее электричество. Белль сонно улыбнулась.

— Это называется прической, и так бывает каждое утро, когда я просыпаюсь.

— Мне нравятся твои волосы, — небрежно сказал ей Данте, когда он скатился с кровати и направился в ванную.

— Что теперь? — резко спросила Белль ему вслед.

Данте замер и подавил стон, зная, что он должен был предвидеть этот вопрос, ввиду ее неопытности.

Она хотела знать, что будет