Сердце во власти шейха - Ким Лоренс Страница 13

— Прости меня.

И тогда Ханна задала тот вопрос, который так долго ее мучил:

— Почему?

И получила такой же ответ, что и когда-то от своего отца, когда она плакала в его объятиях.

— Что я сделала не так? Что со мной?

— Дело совершенно не в тебе, Ханна. Они так ведут себя просто потому, что могут. Я готов перевести тебя в другую школу, но, дорогая, что будет, если все то же самое повторится? Не реагируй на их нападки. Не давай им видеть свою боль.

И такая стратегия поведения была, кажется, слишком действенной, потому что ее холодное равнодушное выражение лица не только отпугнуло прежних обидчиков, но и будущих друзей, кроме Сэл конечно же.

Что на это все сказала бы Сэл? Ханна тут же решила об этом не думать, но даже столь мимолетное упоминание о ее бывшей подруге заставило ее почувствовать жгучую печаль. Больше Ханна уже не может делиться с Сэл своими секретами, она потеряла свою лучшую подругу в тот день, когда застала ее в постели со своим женихом. И это был день ее свадьбы.

И вот теперь она уже замужняя женщина. Прикосновение Камеля было легким и быстрым, но даже этого было достаточно, чтобы ее тело затрепетало.

— Спасибо. Не мог бы ты мне сказать, где находится кухня?

— Я понятия не имею.

— Ты не знаешь, где находится кухня в своем собственном доме?

В глазах Камеля все еще читалась насмешка.

— Зачем тебе нужно на кухню? — спросил он. — Если ты хочешь тур по дворцу, то домработница может…

— Мне не нужен тур по дворцу. Я просто хотела позавтракать.

— Почему же ты не попросила прислугу принести тебе завтрак?

— Ты что, правда не знаешь, где здесь кухня?

Камель иронично приподнял бровь.

— И я должен думать, что ты была частым гостем на кухне в Брент-Холл? — Когда он был приглашен в поместье, величественное сооружение эпохи Елизаветы с множеством прислуги, на мероприятие, устроенное Чарльзом Латимером, ему не приходилось видеть ту часть дома.

В то время дочь хозяина дома не присутствовала на праздновании, но все вокруг напоминало о ней. Все свободное пространство занимали рамки с ее фотографиями — она играет на скрипке, ездит верхом на лошади, выглядит соблазнительно спортивной с ракеткой в руке во время партии тенниса, позирует в мантии выпускника с дипломом в руке. На портрете, который висел над камином в гостиной, она выглядела просто прекрасно.

— Художнику удалось точно ее запечатлеть, — сказал тогда с гордостью ее отец, когда подошел к Камелю, который рассматривал картину.

Ханна гневно сжала зубы, услышав усмешку в его словах.

— Я покинула дом, когда мне было восемнадцать.

И уже в этом возрасте она очень даже неплохо готовила, что было заслугой шеф-повара поместья Брент-Холл, Сары Кертис, настоящего профессионала своего дела, она работала в самых изысканных ресторанах Европы. Ее дочь, к сожалению, вовсе не разделяла ее интересов к приготовлению еды. Когда же женщина поняла, что Ханне это интересно, она всячески поощряла ее стремления. Для Ханны кухня была каким-то волшебным счастливым местом, куда ее отец приходил после тяжелого рабочего дня. Снимал свой пиджак и вместе с ним оставлял формальности позади. Раньше она не понимала почему… теперь же ей было все понятно.

— О да, это действительно трудно — выбрать себе наряд на вечер и заказывать столики в разных ресторанах каждый день. Что же ты учила в университете?

— Классическую литературу!

— Так значит, ты счастливо и беззаботно провела три года, уча что-то невероятно полезное.

— Четыре года. Мне понадобилось больше времени. Потому что у меня дислексия. Это не значит, что я глупая.

Камель смотрел на нее с каким-то странным выражением на лице. В комнате установилась напряженная тишина.

— У тебя дислексия и ты учила классическую литературу? На это нужно много терпения и упорства.

— К трудностям мне не привыкать. По крайней мере, я не имею привычки судить людей, о которых ничего не знаю… — Внезапно Ханна замолчала. К чему эта скромность? — Я была второй по результатам в группе, к тому же я неплохо готовлю, очень даже неплохо. — И готовила бы еще лучше, если бы согласилась на стажировку в ресторане, которую организовала для нее Сара — многочасовая, рутинная работа и шанс получить опыт от первоклассного шеф-повара. Впервые в жизни ей не удалось уговорить своего отца, он был просто в ярости, когда узнал о ее планах.

— Я женился на умной женщине, которая хорошо готовит. Я просто счастливец.

Ханна сжала губы, расценивая его слова как сарказм.

— Я просто счастливец, — повторил он, вспомнив, как она выглядела в белом свадебном платье, ее прекрасное лицо обрамляли золотые локоны, он вспомнил ее розовые чувственные губы и полный страсти сияющий взгляд.

Но перед ним сейчас стояла совершенно другая женщина, холодная и высокомерная.

Ханна пожала плечами, пытаясь убедить себя, что ей все равно, что он о ней думает… ей просто хотелось хорошенько ему врезать. Или поцеловать его.

— Можешь расслабиться, мы уезжаем в двенадцать тридцать.

— Куда ты уезжаешь?

— Мы.

Ханна застыла на месте.

— Мы? О чем ты говоришь? Нет никаких нас!

— Пожалуйста, избавь меня от очередной порции твоих истерик. За закрытыми дверьми нет никаких нас. Но на публике мы с тобой счастливая любящая пара, и ты будешь относиться ко мне с должным уважением.

— Тогда перестань мне лгать. Ты сказал, что нам не придется жить вместе.

— Ты ведь в это не поверила. Я просто сказал то, что ты тогда хотела от меня услышать. В то время это казалось наиболее милосердным.

Ханна презрительно фыркнула.

— Наверное, я должна быть тебе благодарна за то, что ты мне врешь сквозь зубы.

Камель посмотрел на свои наручные часы, отодвинув манжет своей рубашки.

— Очевидно, нам есть что обсудить, — сказал он.

— Ты думаешь?

Камель решил не обращать внимания на ее сарказм.

— Да, я так думаю.

— И ты назначаешь мне время? — Она вышла замуж за мужчину, с которым нужно заранее назначить время, чтобы поговорить? — Или же мне должны назначить аудиенцию? — насмешливо сказала она, делая поклон.

Ее такая детская реакция заставила челюсти Камеля сжаться.

— Ты привыкла к тому, что люди бросают все свои дела, чтобы внимать тебе и потакать твоим капризам. У меня для тебя новость… — Он не стал договаривать предложение, но тон его голоса, полный презрения, делал очевидным то, что он хотел сказать, когда он посмотрел на огромную стопку бумаг на своем столе.

Ханна могла