Джулия Джеймс - В плену страстей Страница 14

Она слышала в трубке свое имя.

– Я сейчас приеду, – сказала Имоджен и в сердцах добавила: – Подонок!

– Гай! Servus. [17] Wie geht's, wie geht's? [18]

Голос, приветствующий Гая, звучал весело и радушно. Гай стиснул зубы. Но Генрих фон Лоренц знал, что делал. А делал он то, что было выгодно его проклятому инвестиционному банку. Гибнущему банку, находящемуся на грани банкротства.

Гая душил гнев, но он сумел это скрыть. Почему, черт возьми, Генрих не обратился к нему раньше? Почему обманывал его не один месяц, а тем временем затягивался в трясину долгов? Гордость, вот почему. Недопустимая гордость, которая обходится слишком дорого.

Затем свой гнев Гай обратил на себя. Ему следовало вникать более детально в проблемы инвестиционного банка Лоренца. Черт, это же его работа – следить за всем, держать в поле зрения абсолютно все, весь сложный механизм банкирского дома «Рошмон-Лоренц».

Интересно, сколько людей ему завидуют? И не только те, кто обитают вне семейной банковской империи Рошмон-Лоренц, но и внутри этого монстра? Сколько из них считают его положение завидным и жаждут занять его место?

Формально и фактически он – глава обширной, влиятельной и безмерно богатой финансовой династии. Когда после преждевременной кончины отца на его плечи легла тяжелая ноша, ему было двадцать с небольшим. С тех пор прошло почти десять лет, и его жизнь превратилась в сплошную череду забот и обязанностей. Да, это престиж, богатство, власть – все это имеется в изобилии, а в сочетании с родовыми корнями придает блеск его имени. Но плата за все – груз ответственности.

Эта плата неожиданно стала давить его.

«Но у меня нет выхода! Никакого!»

Он сжал губы и взял себя в руки, здороваясь с Генрихом и его женой Анна-Лизой в холле их альпийского замка. Раньше этот замок принадлежал эрцгерцогу, и над камином все еще висел герб Габсбургов, намекая на связь с королевскими особами. Генрих любил это подчеркнуть, хотя его собственный род насчитывал всего лишь полтора века. Гай снова подавил вспышку гнева. Генрих вот так же чрезмерно – и как выяснилось, совершенно неоправданно – гордился своей финансовой проницательностью.

«Правильно сказано в Библии о том, что падению предшествует гордыня», – пришло Гаю в голову.

Инвестиционный банк Лоренца находится на краю банкротства, но по оживленному приветствию Генриха и манерам добродушного дядюшки было невозможно догадаться, как опасно его положение. У Гая потемнели глаза.

Он изучил отчет по балансу банка «Инвестиции Лоренца» и другие операции, находящиеся в бедственном положении из-за глобального кризиса. Ему удалось восстановить платежеспособность в многоступенчатых подразделениях и корпорациях Рошмон-Лоренц и спасти основной капитал. Но возможность сделать этот процесс менее болезненным для инвестиционного банка Генриха была упущена.

И Генриху пришлось сделать то, что ему следовало бы сделать полгода назад – раскрыть настоящее положение дел и попросить о комплексе мер по изъятию расходов.

Это не только вывело бы его банк из затруднительного положения, но и приблизило бы к осуществлению заветной мечты. А не задумал ли Генрих это с самого начала? От него всего можно ожидать. Гай всегда знал, что в амбиции Генриха входит – любыми способами – расширить влияние своей семейной ветви. А Гай никогда на это не шел. И не только из-за деловых качеств Генриха – явное доказательство, что он был прав, плохое управление инвестиционным банком, – но и по более веским причинам. Мания величия Генриха распространялась не только на любовь к королевским замкам, но и на династические браки.

Гай не один год игнорировал прозрачные и не совсем прозрачные намеки. Что из того, что у Генриха нет сыновей, а только дочь? Она вполне может унаследовать его место в банкирском доме «Рошмон-Лоренц». На дворе двадцать первый век. Но Генрих считал это невозможным, хотя уже появились весьма компетентные молодые бизнес-леди среди и Рошмонов, и Лоренцев, которые поднялись на высшие ступени семейной корпорации, так что нет причин, почему бы Луизе, если у нее обнаружатся к этому склонности, со временем тоже не попробовать свои силы на этом поприще.

Хотя, судя по тому, какой он помнит Луизу, она не проявляла никаких финансовых талантов. Она изучала, кажется, экологию, и к тому же у него сложилось впечатление, что она застенчива.

Но какой бы застенчивой она ни была, она, несомненно, появится сегодня вечером. Правда, пока что он ее не видел, но заметил, что Анна-Лиза несколько раз поднимала глаза на лестницу, ведущую в верхние этажи замка. А вдруг Луиза вообще не появится? Хорошо бы.

Время шло, хозяева занимали его светской беседой, пустой и скучной. У Гая росло раздражение и злоба на Генриха с его финансовыми махинациями. Терпению Гая пришел конец.

– Где Луиза? – напрямик спросил он и получил уклончивое объяснение, что разозлило его еще сильнее.

– Ты должен принять во внимание ее волнение, Гай, – ангельским голосом сказала Анна-Лиза. – Она конечно же хочет произвести на тебя самое лучшее впечатление, зная, какой у тебя тонкий вкус. Да и твоя репутация внушает определенный страх. А вот и она!

Гай обернулся – по лестнице спускалась Луиза.

Его предполагаемая невеста.

Представить себе девушку менее подходящую на роль будущей мадам Гай де Рошмон, было бы трудно.

На мгновение, словно вспышка, в мозгу возник портрет совершенно другой женщины – элегантной и холеной. Он моргнул, отгоняя яркий образ. С этим покончено.

А рядом с ним мать Луизы в ужасе еле слышно охнула. И понятно почему – ее дочь не утрудила себя тем, чтобы одеться соответствующим образом к обеду. На ней были джинсы, джемпер и кроссовки, волосы завязаны в хвост, а на лице никаких признаков макияжа.

– Луиза, о чем ты только думаешь? – потребовала объяснения мать, а отец побагровел от гнева.

В широко раскрытых карих глазах Луизы промелькнул испуг.

– У меня не было времени, чтобы переодеться, – ответила она. – И вообще… какое это имеет значение? Я же знаю Гая всю жизнь, – оправдывалась Луиза, и Гаю даже стало ее жалко.

Каждодневная одежда Луизы могла не отвечать его собственным вкусам или представлениям света о том, как должна выглядеть его жена, но она не виновата в амбициозных планах своего папочки.

Гай бесился. Если бы был хоть какой-то выход, чтобы разоблачить дьявольский блеф Генриха и не дать себя обмануть! Но, черт подери, Генрих оказался прав – любой видимый знак поддержки «Инвестициям Лоренца», доказывающий консолидацию семейного банкирского дома, насторожит финансовый мир. И это может иметь разрушительные последствия, в худшем случае произойдет эффект домино, который сметет не только банк Генриха. Будь у Гая достаточно времени, он смог бы предотвратить любую угрозу, уберечь банк Лоренца от краха, но времени ни у него, ни у банка не было. Вот почему Генрих – будь он проклят! – придумал этот воистину макиавеллиевский выход из положения в виде архаичного, династического брака.