Сандра Мэй - Именем любви Страница 14

РАЗГОВОРЫ ПО ДУШАМ

Филип Форд сидел на краю обширного супружеского ложа, обхватив голову руками и тупо глядя на свои лакированные туфли. В ванной комнате шумела вода – там отмокала молодая жена Филипа Форда.

Он не был злым человеком. Возможно, сильные личности посчитали бы его тряпкой и маменькиным сынком – но сильные личности в окружении Филипа встречались редко.

Филип вырос в богатстве, был избалован, делать ничего особенно не умел, а что до принятия решений… кому нужны решения человека, от которого ничего не зависит?

Мать – блистательная Лита Форд – любила сына неистово и ревниво, искренне считала его возвышенной и артистической натурой, а потому с детства старалась оградить от любых сложностей. Поскольку характера Литы с лихвой хватило бы на пятерых приблизительно мужчин, папаша Форд с ней не спорил и сыном практически не интересовался. Тем неожиданнее стало непреклонное папино решение женить Филипа на Элли Морган.

Разумеется, они были знакомы. Мир финансовых воротил в каком-то смысле крайне узок. Филип и Элли были ровесниками, посещали одни и те же вечеринки и светские мероприятия, были представлены друг другу еще лет пятнадцать назад – но папино решение все равно произвело на Филипа эффект ведра холодной воды, опрокинутого за шиворот.

Первым делом он бросился искать защиты у матери – но Лита была истинной женой Форда и знала, когда надо отступить. Она успокоила сына заверениями, что брак этот станет сугубо техническим, что все дело в объединении капиталов, что жить с Элли долго и счастливо Филипу не придется и вообще – у них обоих достаточно денег, чтобы не надоедать друг другу и встречаться лишь на официальных семейных вечеринках.

С невестой Филип провел всего лишь несколько дней до свадьбы – и это не прибавило ему оптимизма. В основном потому, что Элли, оказывается, относилась к предстоящему событию вполне серьезно. Филип с легким ужасом начал понимать, что все сплетни о нетрадиционной ориентации его невесты были всего лишь сплетнями, и на самом деле эта здоровенная тетка вполне серьезно рассчитывает и на брачную ночь, и на медовый месяц, и на долгую счастливую жизнь с ним, Филипом.

То есть, наверное, не именно с ним – Филип идиотом не был и к себе относился вполне самокритично, а с ним, как с единственным мужчиной, за которого Элли удалось выйти замуж.

Он и так, мягко говоря, без энтузиазма ждал свадьбы, но сегодняшний вечер оказался чудовищным. Постыдным, мерзким, скандальным и…

Филип тихо застонал. Он сам не ожидал, что будет чувствовать себя так паршиво.

Дело даже не в том, что он ненавидит скандалы и внимание к своей персоне желтой прессы. Дело не в том, что ему осточертели сальные шуточки друзей. Дело не в том, что Элли похожа на отставного сержанта морской пехоты, и не в том, что развестись с ней ему позволят в лучшем случае через несколько лет…

Филипу было нестерпимо жаль Элли Морган.

Сам от природы некрасивый и неловкий, он очень хорошо знал, каково это – быть изгоем при внешнем благополучии. Отлично понимал, что все его друзья дружат не с ним, а с его именем и его кошельком. Отдавал себе отчет в том, что неспособен увлечь по-настоящему ни одну нормальную девушку.

Именно поэтому Филип прекрасно понимал, ЧТО чувствует Элли. И как ей сейчас хреново.

Кстати, аллергией он тоже страдал, в детстве. Лита совершила невозможное и вылечила его, но Филип на всю жизнь запомнил бесконечные сопли и приступы удушья, спровоцированные жалкой шоколадкой или веточкой цветущей ивы…

Он сидел и злился на весь свет, на отца, на старика Моргана, на себя, на Элли – и одновременно жалел ее, эту несчастную толстуху, которая сейчас ревет в ванной и с которой ему предстоит делить вот эту постель.

Внезапно Филип понял, что вода больше не шумит. Он оглянулся – Элли стояла в глубине комнаты, закутанная в белый купальный халат и оттого еще более огромная и бесформенная.

Волосы повисли мокрыми прядями вдоль щек, глаза опухли и покраснели, но антигистамины уже делали свое дело, и голос Элли звучал почти нормально. Только очень горько:

– Спасибо, Фил.

– За что?

– За то… что отнесся по-человечески.

– Я…

– Не надо. Я же не дебилка, Фил. Ну что, разве я была не права насчет отдельных номеров?

– Элли, дорогая…

– Не называй меня так. Ты ведь терпеть меня не можешь.

– Это неправда.

– Правда. Я толстая и страшная. У меня живот как желе и огромная задница. У меня целлюлит. Я храплю во сне.

– Элли, я ведь тоже не Брэд Питт…

– Не надо, Филип. Знаешь… ты меня удивил сегодня. Мне казалось, ты просто тихо ненавидишь меня, а ты помог.

– Они не имели права так себя вести.

Она подошла, тихо села рядом на край кровати. Некоторое время они молча сидели в темноте – растерянные, обиженные, некрасивые, никому на свете не нужные…

Потом Элли прерывисто вздохнула.

– Я буду спать в маленькой комнате. Ты иди. Скажи им там… что-нибудь.

– Хочешь, я останусь?

– Не надо. Мы будем судорожно искать тему для разговора, а в результате ничего не получится. Ты, знаешь что, позови ко мне, пожалуйста, ту девушку… Красивую такую, черненькую. Она сидела за столом. Шерри, кажется.

– Хорошо.

– Да, и если увидишь Джо…

– Он идиот. Какого черта он притащил эти цветы?!

– Он же не знал. Зато у меня были настоящие свадебные лилии…

В этих тихих словах было столько тоски, что у Филипа заболела голова. Он торопливо встал, пошел к двери, на пороге помедлил – и сказал с удивившим его самого жаром:

– Я никому не позволю оскорблять мою жену! Поняла, Элли?

– Да. Спасибо. Ты очень добр ко мне.

– Нет. Пока еще нет. Но я надеюсь, что все наладится. Ты правда в порядке?

– В полном. Иди.

– Элли… ты не пей, ладно?

– Не твое дело.

– Извини. Пока?

– Пока.

Филип осторожно притворил за собой дверь и, пройдя по коридору, повернул в небольшой холл перед лифтами.

С низенького диванчика ему навстречу поднялся раскрасневшийся и встревоженный Джо Ладлоу. Филипу показалось, что одна щека у него немного краснее другой, хотя, вероятно, просто освещение…

Внезапно Филип почувствовал, как в нем поднимается темная, горячая волна ненависти к этому красавчику. Он порывисто шагнул к Ладлоу…

За четверть часа до этого Шерилин Гейнс догнала Джо Ладлоу в холле второго этажа. Собственно, он никуда и не бежал, просто сидел и курил. Лицо у него было довольное и расслабленное. Шерри подошла к нему вплотную и прошипела: