Рецепт моего (не)счастья - Ева Ночь Страница 14

— А я один. Гипотетически, есть брат, — кривлю губы, молчу, взвешивая, готов ли поделиться и этим с девочкой, которую почти не знаю. — У нас разница в три года. Он меньше.

Я умолкаю, но Илона всё верно понимает. Я вижу это по её глазам.

— После смерти мамы отец женился трижды. Так что у нас в доме не выбывали очаровательные мачехи. По всей вероятности, четвёртая на подходе, почти моя ровесница.

Она смотрит на меня с сочувствием, и вот этой жалости мне точно не нужно. Именно сейчас я понимаю, что, наверное, выгляжу, как нищий с протянутой рукой, как маленький мальчик, которому чего-то недодали.

— У меня нет душевной травмы по этому поводу, — выдавливаю из себя вымученную улыбку. — Это просто жизнь. У отца она своя, у меня — своя. В пятнадцать я ещё бунтовал, а в двадцать пять, наверное, равнодушен ко всему, что происходит в его жизни. У нас… непростые отношения. Ещё больше меня попустило, когда я узнал, что живёт в мире ещё один юноша, который, вероятнее всего, приходится мне братом. И родился он, когда мама была жива и здорова. В общем, всё сложно, но не смертельно.

— Вероятно или брат? — склоняет она голову набок и водит ладонью по столу.

— Генетическую экспертизу отец если и делал, то я об этом не знаю. Но фамилия у Юры осталась прежней — по матери. То ли они сами так решили, то ли предположение не подтвердилось. Однако чёткого ответа я так и не знаю. Пойдём? На нас уже смотрят подозрительно. Наверное, думают, что мы вознамерились их вилочки прикарманить.

Илона смеётся. Смех её очень правильно ложится мне на душу. Это был очень нужный и правильный разговор. Иногда есть такая необходимость — выпускать воспоминания из себя. Особенно, когда есть человек, который не просто послушал, а проникся, повёл себя искренне. По крайней мере, это выглядело именно так.

Я проводил её до общаги — прокатил наконец-то на своей шикарной тачке, но ни восторга, ни воодушевления в Илоне не увидел. Она точно особенная. Не такая, как все. И, наверное, мне придётся ой как постараться, чтобы ухаживать именно за этой девчонкой.

А то, что я за ней приударю, — решение твёрдое, и обжалованию не подлежит.

Глава 12

Илона

И покатилось солнце за горизонт.

Это была какая-то странная, но жизненно необходимая для нас встреча, которая немного всё изменила.

Богдан проводил меня до порога общежития. Попыток обнять или поцеловать не делал. Смотрел только пристально и странно, будто хотел наглядеться впрок. А у меня сердце в груди ухало, падало куда-то вниз, колени становились тяжёлыми, и ноги переставлять было невероятно трудно, словно по пудовой гире привязали к каждой щиколотке.

Мне хотелось думать, что я для него что-то значу, что я ему нравлюсь, что это не просто догонялочки, когда мальчик хочет завалить девочку и поставить очередную зарубку на спинке кровати.

Что вся эта история с мамой, отцом, то ли братом, то ли нет, — настоящая, а не придумана только для того, чтобы меня разжалобить, сделать мягче, сыграть на струнах жалости и получить желаемое.

Я верила, что это были откровения. Я смотрела в его глаза и видела боль. И уж если Островский сыграл, то по нему сцена рыдает слезами, размером с грузовик.

Людке, естественно, я ничего не рассказала. Вернулась крепко задумавшаяся и молчаливая.

— Ты что, Илон? — испугалась она. — Он тебя обидел? Видела вас в окно.

Людка вездесущая. Как только успевает везде.

— Нет, не обидел, — сказала и снова погрузилась в собственные мысли. Эта встреча всколыхнула во мне так много. Может, поэтому я позвонила маме.

— Я тебя очень люблю, — сказала я ей. — И Валику привет передавай, ладно?

Мама тоже всполошилась не на шутку. А я вдруг подумала: мы никогда не знаем, что может ждать нас завтра. Мы спешим, многого не замечаем, часто ругаемся с родителями, огорчаем их. Мы даже не задумываемся, что однажды их может не стать. А мы можем не успеть попросить прощения или сказать, что любим их.

История Богдана встряхнула меня. Я и представить не могла, что мамы вдруг не станет, мыслей таких не допускала, а тут… разрыв шаблона буквально.

В этот вечер Богдан не позвонил. А я, кажется, привыкла к его звонкам, смс-кам, смайликам. Телефон молчал, а я поглядывала на него с досадой.

Эмоциональные качели — это меньше всего, что мне сейчас нужно. У меня сессия на носу, мне учиться нужно, а я, как влюблённая дурочка, в тёмный экран телефона пялюсь.

Людка кидала обиженные взгляды. Поджимала губы. Вздыхала. Качала головой. Она меня раздражала, но я терпела. Людку терпеть можно. А молчание Островского — нет.

Гордость не позволяла мне позвонить первой. Я мысли об этом допустить не могла. Я девочка с принципами. Но все мои принципы летели в разные стороны, и я не знала, что делать.

Ближе к ночи в голову полезли самые страшные и идиотские мысли.

Может, что-то случилось? Ведь не может быть так, чтобы проходу не давал, вздохнуть мешал — и тишина? А вдруг он в аварию попал?

И тут же мозг дорисовывал мрачные картины, которые я гнала прочь и ругалась мысленно самыми страшными словами, какие только знала.

Я уже было решилась нажать на кнопку вызова, когда телефон тихонько пиликнул. Входящее сообщение! Наверное, я ещё никогда так не радовалась смс-ке!

«Вынужден срочно улететь. Не грусти. Встреча в субботу — в силе. И не вздумай отвертеться!»

Да я и не собиралась. Подумаешь. Мне и самой нужна перезагрузка на выходных. Поэтому да, встретиться вполне реально.

Я чувствовала, что глупо-глупо улыбаюсь, прижимая телефон к груди. Я даже вышла из комнаты вон, чтобы Людка своими вздохами и взглядами, расспросами и поучениями не испортила настроение, которое сразу же резко поднялось и пробило потолок, открывая ярко-синее небо, где вовсю переливалась радуга моей незамутнённой радости.

— У-и-и-и-и! — скакала я, как сумасшедшая коза от избытка