Елена Арсеньева - Любовь у подножия трона (новеллы) Страница 15

Григорий Алексеевич в ту пору пребывал в отъезде. А Екатерина переживала унылый период затянувшегося сердечного одиночества после того, как дала отставку «царю Эпирскому» – так она в письмах к своему постоянному корреспонденту Мельхиору Гримму называла Ивана Римского–Корсакова. Сей фаворит дважды обманул императрицу: в первый раз – с графиней Брюс, за что пострадала только многогрешная Прасковья Александровна, а во второй и последний раз – с молодой женой друга Екатерины Алексеевны, графа Строганова. Извинимо сие обстоятельство в глазах императрицы было только тем, что тут явно дело было в большой и пылкой любви, и она оказалась права: даже когда Павел Петрович по восшествии на престол сослал бывшего фаворита в Саратов, графиня поехала за ним. А ведь это случилось спустя более чем двадцать лет!

Но это к слову.

Итак, Екатерина была одна, а поставщик красавцев Потемкин отсутствовал. И вот обер–полицмейстер Толстой решил прошмыгнуть в образовавшуюся брешь. На одной из прогулок по Петергофу граф вдруг сделал большие глаза при виде стоявшего в карауле красивого офицера–кавалергарда:

— Вы только взгляните, ваше императорское величество. Каков профиль! Каково сложение! Ах, кабы нам сюда Праксителя! Вот с кого Геркулеса[9] бы ваять!

Екатерина повернула голову – и нежная улыбка вспорхнула на ее уста. В самом деле – даст же Бог человеку такую красоту!

— Кто такой? – спросила Екатерина.

Кавалергард молчал, глядя на нее остолбенело и восторженно.

Граф Толстой, который загодя учил своего протеже отвечать быстро, громко и четко, солому не жевать (императрица косноязычных не переносила!), сперва облился ледяным потом: во дурак, все дело провалил! – но тут же заметил, что императрица растрогана замешательством юноши. Какой женщине не в радость видеть, как шалеют от ее прелести! А мальчик явно ошалел.

— Ланской, ваше величество.

— А имя твое как, флигель–адъютант Ланской? – тихо усмехнулась императрица.

«Мать честная! – подавился восторженным восклицанием обер–полицмейстер. – Вот так, с одного взгляда, – и уже флигель–адъютант! Далеко пойдет мальчонка!»

— Имя? – растерянно пробормотал Ланской. – Саша… То есть Александр!

— Саша, – мечтательно повторила Екатерина, глядя в его испуганные карие глаза. – Сашенька…

Граф Толстой как в воду глядел: «мальчонка» пошел далеко. Для начала – на обзаведение – он получил десять тысяч рублей. Потом был «утвержден в своей должности» в чине полковника. И это в двадцать два года!

Появление нового фаворита было отмечено не только «пронырливым нюхом» общества, но и дипломатами. Всякий, кто подольше жил в такой своеобразной стране, как Россия, где уже почти столетие правили только женщины, а значит, в какой‑то степени их любовники, понимал воистину государственную важность «воцарения» нового фаворита. Лорд Мамзбери, посланник Англии, мигом отправил депешу своему правительству, сообщая, что «Ланской молод, красив и, кажется, уживчив».

Между прочим, последнее качество было очень немаловажным! И точно подмеченным. Добродушный, нетщеславный Геркулес (императрица частенько его так и называла) и впрямь умел ладить со всяким. Ему удалось расположить к себе даже Потемкина!

Когда разъяренный светлейший, узнавший о крутом повороте событий, спешно вернулся в Петербург, он готов был проглотить с потрохами и графа Толстого, и его, выражаясь по–старинному, креатуру. Однако понял, что вряд ли стоит это делать. Как бы не подавиться! Ведь Екатерина была столь откровенно увлечена мальчишкой, что вряд ли простит происки против него даже бывшему любовнику и верному другу. Она всегда была безудержна в страстях, а в Ланского сейчас явно влюблена по уши.

Однако просто так смириться и признать свое поражение было никак нельзя – невыносимо для потемкинского гонора. К тому же Ланской, еще плохо разбиравшийся в тонкостях придворных отношений, должен был сразу усвоить: правит бал здесь именно светлейший! И с ним лучше ладить.

Потемкин недвусмысленно дал понять юноше, что запросто может восстановить против него императрицу – и красавчик вылетит вон и из постели Екатерины, и из ее сердца. А не хочешь, чтобы это произошло, – деньги на бочку! Для начала 200 тысяч рублей, а потом – купить за полмиллиона одно из потемкинских поместий, которое на самом деле не стоило и половины той суммы.

Неопытный Ланской ошалел снова – на сей раз от ужаса. У него не было таких баснословных деньжищ! То есть он разбогател, конечно, по сравнению с прошлыми временами, когда имел всего‑то пять рубашек, однако слишком любил деньги, чтобы вот так запросто расстаться с ними… Но угрозы светлейшего он воспринимал очень серьезно. И решил вывернуться наизнанку, влезть в долги, но условие выполнить. Потому что покидать сердце и постель императрицы ему очень не хотелось. Более того – это было для него смертельно, ужасно, невыносимо!

Дело в том, что он влюбился в Екатерину и полюбил ее даже больше, чем деньги.

Ланской, несмотря на свою яркую, мужественную красоту, принадлежал к той породе никогда не взрослеющих мальчиков, которым вечно нужна нянюшка. И в жизни, и в постели. Таких юношей мало привлекают свежие, нераспустившиеся, глупенькие бутончики, от которых дуреют стареющие мужчины. Ланской ценил в женщине тот шарм, который дает опыт – не только любовный, но и жизненный опыт. Так антиквар равнодушно взглянет на сверкающий новодел, однако зальется слезами восторга при виде античной вазы, подернутой патиной времени. Александр Ланской был вечный ученик, готовый восторженно учиться – и обожать свою наставницу. Поэтому он не мог отказать наглым притязаниям Потемкина. Выполнил их, приобрел нового друга и покровителя – и заплатил выкуп за даму своего сердца.

Когда Екатерина узнала об этой истории, она сначала была готова убить Потемкина. Но тут же спасительная ироничность и умение читать в сердцах людей помогли ей взглянуть на происходящее с другой стороны. Все, что ни делается, делается к лучшему. Если бы не Потемкин, она бы никогда не узнала, как много значит для Саши. Он ведь любит ее – любит! И мстительность в ее сердце сменилась ощущением полного счастья.

Ну а на Ланского обрушился водопад монарших милостей.

Теперь он был пожалован в действительные камергеры с армейским чином генерал–майора, шефа кирасирского полка и награжден орденами Полярной звезды, Белого Орла, Святого Станислава, Александра Невского и Святой Анны. В феврале 1784 года Ланской удостоился самого важного придворного отличия того времени – звания генерал–адъютанта при Ея Императорском Величестве. Это звание в то время получали только (и то не всегда) генерал–фельдмаршалы и генерал–аншефы.