Уинифред Леннокс - Неужели это я? Страница 15

Санди в какой-то момент почувствовала, что говорит в пустоту, что ни одно ее слово не находит отклика у этого странного бородатого человека, который смотрит и смотрит на нее тревожным пытливым взглядом, словно прося о чем-то или чего-то ища и не находя.

Не поддерживаемый ответами, поток ее красноречия мало-помалу иссяк, и она замолчала, тоже насторожившись, встревожившись, предлагая поискать вместе то необъяснимое, необходимое, в чем так нуждался чудаковатый хозяин. В том, что он чудак и неврастеник, Санди не сомневалась, но Поль был ей очень симпатичен, он был человеком необычным, а она умела ценить все необычное.

— Пойдемте! — Поль внезапно поднялся. — Я покажу вам потрясающие ирисы. Голландские. Я посадил их гораздо позже, чем нужно, а они взяли и распустились. Под осень. Представляете? Чудо из чудес.

Он сбежал по ступенькам вниз, она за ним, и оба, присев на корточки, застыли перед сиренево-серебристыми цветами, светящимися на солнце. Санди смотрела на ирисы, а Поль на нее. Он видел ее потемневшие сосредоточенные глаза, редкие золотистые веснушки на белой коже, полуоткрытые розовые губы. Малейшее душевное движение отражалось на открытом ясном лице, и Поль опять обрадовался. Она была совсем беззащитной, эта воинственная дева-валькирия, эта скучная литагентша, беззащитной перед любым нахлынувшим на нее впечатлением.

Они обменялись понимающими взглядами, отдавая должное кудеснице природе.

— А теперь я покажу вам свое самое любимое место!

И он увлек Санди в заросший неухоженный сад, разительно отличающийся от вылизанных садов-огородов соседей. Лавочка из дерна под старой корявой яблоней, по весне бело-розовой, а сейчас уже отягощенной мелкими зелеными яблочками, — вот куда он приходил посидеть долгими летними вечерами, вглядываясь в удивительное, никогда не повторяющееся прощание усталого солнца с землей.

Они уселись. Какой изумительный вид! Широко распахнувшиеся глаза Санди стали вбирать покой, который дарила зеленая луговина, перерезанная извивающейся синей речкой, большие белые коровы, основательные, умиротворенные, что паслись на ее берегах, а за речкой городок с колокольней и небо — прекрасное безмятежное небо.

Лицо Санди разгладилось, уголки губ счастливо приподнялись, на лице появилось что-то детское, шаловливое.

— Прямо хоть беги и купайся, — рассмеялась она.

— Почему бы и нет? — в тон ей ответил Поль. — Купайтесь на здоровье.

— Да я ничего не взяла. Как-то не сообразила.

— Тем лучше, — воодушевился он, — я буду за вами подглядывать!

— Только так, чтобы я не знала, — включилась в шутливую игру Санди.

— Обещаю! Я выберу самый густой куст. Ну же! Бегите!

Санди махнула рукой — была не была! — и побежала. Пробравшись сквозь кусты, она увидела тихую заводь излучины, скинула платье и вошла в прохладную воду, окунулась. Как же ей стало хорошо! Вода будто смыла все беды, и, счастливая, она поплыла.

Вернулась она бодрая, свежая. Поль все так же сидел на лавочке, лицо у него было серьезное, сосредоточенное, и Санди тоже вдруг погрустнела.

— Пойдемте, уже много времени, мне пора возвращаться. Я ведь приехала сказать...

— Я уже понял, понял, — замахал руками Поль, — что ничего не получится, что я не имею права отнимать у вас время. Я и так посягнул на многое, заставив вас приехать сюда. Простите. Но мне так вдруг захотелось писать! Я не устоял.

— А когда я приехала, расхотелось? — уже не без задора спросила Санди.

— Сначала расхотелось, — честно признался художник,— а теперь... — Он пожал плечами. — Не знаю, мне за вами интересно наблюдать, вы все время меняетесь...

— И все-таки вряд ли я смогу...

Она хотела сказать: «стать объектом ваших наблюдений», — но Поль опять подхватил ее фразу на лету.

— Дать мне возможность вас писать? Конечно нет. Я понимаю, у вас своя жизнь.

Они уже пробирались по заросшей тропинке обратно к дому, и ветки боярышника то и дело цеплялись за платье Санди, словно удерживая, не пуская ее. А ей при одной только мысли о тоске, что сторожит ее в парижской квартире, хотелось взвыть.

— У меня и в мыслях не было посягать на нее,— продолжал художник. — Я вам благодарен за то, что вы меня встряхнули, разбудили. Глядя на вас, я вдруг понял, до чего засиделся, расплылся, обрюзг. Понял, что непременно буду писать. И что мне надо поехать в Италию. Вы там были?

— Нет, все собиралась, да как-то не выходило.

— Да что вы?!

Поль преобразился. Санди с изумлением наблюдала, как с каждым словом о блаженной стране гармонии лицо художника молодело, разглаживалось, становилось прекрасным.

Они остановились у клумбы, и Санди завороженно слушала рассказ Поля. Знатоком живописи она не была, но Лувр посещала с удовольствием. Поль открывал перед ней неизведанную страну, перед глазами Санди проплывали нарисованные им образы, и ей хотелось увидеть их наяву, сравнить с возникшим впечатлением. Неведомый край искусств манил и притягивал ее.

— Нет, вы все-таки фея, — восторженно заключил Поль, — вы меня воскресили! Италия же рядом, завтра беру билет и там!

— Да, возьмите меня с собой, — неожиданно для самой себя попросила Санди, — у меня пропадают две недели отпуска. Я вам не помешаю.

— Буду счастлив стать вашим чичероне, — выказал галантность художник.

Но никакого счастья он не испытывал, скорее что-то противоположное. Едва возникшую радость от свидания с любимой страной гасило вторжение чужого человека, женщины, которая будет отвлекать его, мешать сосредоточиться. Безусловно, новая знакомая красива, обаятельна, умна, но... Путешествие вдвоем предполагает особую близость, своего рода интимность, невольно налагает определенного рода обязательства, а Поль не хотел ничего подобного. Горький опыт страдания отпугивал его от возможного сближения с женщиной.

Однако слово не воробей. Оба чувствовали неловкость, и, желая как-то разрядить обстановку, Санди попросила:

— Раз вы согласились быть моим чичероне, покажите для начала вашу коллекцию эстампов.

Она не поняла его заминки, не поняла, почему он пристально и внимательно смотрит на нее, а в глазах таится то ли упрек, то ли просьба. Мало-помалу до Санди начало что-то доходить. И по мере того как она все отчетливее понимала, в чем дело, она все ярче и ярче заливалась краской.

— Вы хотите сказать, что у вас нет никакой коллекции?

— Нет, так бы я никогда не сказал, — улыбнулся Поль, — у меня, например, есть замечательная коллекция шалей. А в Италии я покажу вам множество собранных мною прекрасных коллекций. Впечатлений, я имею в виду.