Шэрон Кендрик - Не покидай меня, любовь Страница 16

Он подошел к высокому стулу, на котором сидел Джино и таращил на незнакомого дядю большие черные глазенки. Несколько долгих мгновений Винченцо стоял, глядя на него, чувствуя тяжелые и гулкие удары сердца в груди.

— Mio figlio, — проговорил он, наконец, голосом, искаженным болью и радостью. — Мой сын.

Внутренне Эмма вздрогнула, услышав нескрываемые собственнические нотки в его голосе, хотя и дивилась тому, что Джино — ее сын — не испугался чужого человека.

Но ведь Винченцо не чужой, не так ли? Он такая же родная кровь, как и ты. И, возможно, малыш узнал отца на каком-то подсознательном уровне.

— Vene, — мягко проговорил Винченцо, протягивая руки. — Иди ко мне.

К изумлению Эммы, малыш заморгал и пару раз повернул головку из стороны в сторону, бросая на Винченцо нерешительные взгляды искоса. Но Винченцо не давил на него, просто продолжал бормотать что-то по-итальянски, пока, наконец, Джино, поерзав, не сдвинулся вперед, позволяя Винченцо снять его со стула и взять на руки.

Джино пошел на руки к незнакомому человеку! Мир Эммы пошатнулся. Она почувствовала дурноту, слабость и... ревность. Из-за того, что Винченцо всегда без усилий завоевывает любовь.

— Ему... надо умыться, — проговорила она дрожащим голосом, сердито смаргивая внезапно набежавшие слезы.

Винченцо окинул ее быстрым взглядом: растрепанные волосы и бледное лицо с двумя пятнами краски на щеках; линялые джинсы и толстый свитер, надежно скрывающие женственные формы.

Он не знал другой такой женщины, которая осмелилась бы появиться перед ним столь неухоженной, и, рассуждая объективно, трудно было поверить, что она — его жена. И все же эти большие голубые глаза все еще имели силу возбуждать его сверх всякой меры. Выворачивать наизнанку.

— И тебе, судя по виду, тоже, — уколол он.

Понимая, что вот-вот расплачется, Эмма сбежала в ванную, заперла за собой дверь и открыла кран, чтобы заглушить звуки всхлипываний.

Что она наделала? Допустила вмешательство Винченцо не только в свою жизнь, но и в жизнь Джино. И он не преминет воспользоваться этим.

Выходя из ванной, завернутая в большое банное полотенце, Эмма внутренне сжалась, вспомнив, что сейчас увидит Винченцо в своей гостиной. Но он даже не заметил, как она вышла. У него были дела поважнее.

Все еще держа Джино на руках, муж ходил по комнате, останавливаясь то там, то тут, все время разговаривая с сыном по-сицилийски и сразу же переводя сказанное на английский. И Джино завороженно слушал, время от времени поднимая пухлый пальчик, чтобы потрогать темный шершавый подбородок своего отца.

Он учит его сицилийскому, поняла Эмма, ощутив внезапный прилив страха. Взгляд черных глаз скользнул поверх волос Джино и встретился с ее взглядом. Винченцо почувствовал, как в нем поднимается некая смесь гнева с желанием. Но у него на руках ребенок, который будет сбит с толку и напуган изъявлением гнева, поэтому мужчина заставил себя сдержанно поинтересоваться:

Хорошо освежилась?

Да, спасибо.

Он позволил глазам скользнуть по мягкому изгибу груди, отчетливо вырисовывающейся под тонким полотенцем.

Теперь Эмма дрожала не только от холода. Она отвернулась от мужа, ненавидя эти смешанные импульсы, которые он посылает ей, и те чувства, которые в ней пробуждает. Винченцо словно хотел ослабить ее всеми возможными способами — вначале ведя себя по-собственнически с Джино, а потом этим безмолвным, чувственным осмотром. Она была в полнейшем замешательстве, словно вчерашняя Эмма исчезла, а сегодня какая-то незнакомка заняла ее место.

Она быстро оделась, выбрав чистые джинсы и свитер — ее обычная повседневная практичная униформа, которая, уж конечно, никак не красит ее. Но Эмма не собиралась наряжаться, чтобы он не подумал, будто она пытается произвести на него впечатление. Чтобы не обвинил, что снова старается соблазнить его...

Слегка подсушив и расчесав волосы, Эмма сделала глубокий вдох и вернулась в гостиную, где Винченцо стоял к ней спиной, держа на руках Джино и глядя в окно на раскидистый орех.

Джино первым услышал ее, повернулся в отцовских руках, тихонько взвизгнул и потянулся к ней. Эмма взяла сына, зарывшись лицом в его кудряшки, чтобы скрыть прилив каких-то незнакомых эмоций, грозящий поглотить ее.

Почувствовав пустоту в руках, Винченцо вновь отвернулся к окну. Оказалось, он потрясен куда больше, чем ожидал, сердце его колотилось очень громко и сильно. И когда он посмотрел на Эмму и увидел, как отчаянно она прижимает к себе ребенка, челюсть его напряглась.

Эмма тоже взглянула на мужа, пытаясь прочесть выражение его лица, но встретилась лишь с каменным взглядом, не выдававшим абсолютно ничего. Но почему это ее удивляет? Не считая тех первых головокружительных месяцев, когда они были охвачены безумным сексуальным влечением, которое приняли за любовь, Эмма никогда не могла сказать, какие мысли бродят у него в голове. «Я ни перед кем не обнажаю душу», — как-то сказал он ей. Словно разговор о чувствах делает мужчину слабым в глазах других.

— У тебя есть кофе? — неожиданно спросил Винченцо.

Она чувствовала себя совершенно выбитой из колеи.

— Возможно, не тот, к которому ты привык. Я держу его в том ящике. — Эмма указала на один из кухонных шкафов. — Чашки вон там.

Молодая женщина наблюдала за тем, как быстро он осваивается в ее кухне, и недоумевала, как ему это удается. Глядя на Винченцо, можно подумать, будто он каждый день варит себе кофе, хотя она прекрасно знает, что в его распоряжении целый штат прислуги, не говоря уж о женщинах, готовых на все ради него.

Так почему же он не смог так же легко приспособиться к супружеской жизни, вместо того, чтобы вести себя как какой-то средневековый тиран? Как будто надев ей на палец кольцо, он шагнул на пару сотен лет назад...

Эмма посадила Джино на вязаный коврик и поставила перед ним большую картонную коробку с игрушками. Она была обклеена оберточной бумагой и наполнена пустыми пластиковыми коробочками разных размеров. Некоторые из них, наполненные бобами или рисом, заменяли малышу погремушки.

Винченцо поднял глаза от двух исходящих паром чашек с кофе, и его губы презрительно скривились.

Почему он играет с мусором?

Это игрушки, изготовленные дома, — объяснила Эмма. — Он смотрел, как я их делаю, что-то усваивал. К тому же дети часто предпочитают простые игрушки дорогим.

— Которые, насколько я понимаю, ты все равно не можешь себе позволить? — вызывающе бросил он.

Эмма пожала плечами.

— Ну, не могу.

Винченцо даже не попытался скрыть своей неприязни, когда опустился на один из жестких стульев вокруг обеденного стола.