Дафна дю Морье - Монте Верита Страница 16

Снова налетело облако, скрыло клочок неба, пронеслось, и я увидел небо опять. Я вылез из укрытия, где провел целый день. Мне нужно было принимать решение: карабкаться вверх или спускаться. Путь наверх был мне ясен — прямо перед собой я различал выступ горы, о котором говорил Виктор. Я заметил и гребень, бегущий на юг, по которому должен был подниматься двенадцать часов назад. Часа через два-три выйдет луна, и будет достаточно светло, чтобы добраться до скалы Монте Вериты. Я посмотрел на восток, куда нужно было спускаться. Там все было скрыто стеной облаков. Пока они не рассеются, мне придется так же беспомощно, как и днем, искать дорогу, видя перед собой не дальше трех футов. Я решил продолжать путь и идти с посланием на вершину.

Теперь, когда облака остались внизу, настроение у меня поднялось. Я сверился с картой Виктора и направился к южному выступу. Хотелось есть, и я многое бы отдал за давешние бутерброды. Но у меня завалялся лишь хлебный катышек и была пачка сигарет. Сигареты не спасали от ветра, но, по крайней мере, притупляли голод.

Теперь я ясно видел двойную вершину, застывшую на фоне неба. И снова возбуждение охватило меня, потому что я знал, что как только обогну выступ и выйду на южный склон, я достигну цели.

Я продолжал подъем и заметил, что гребень горы сужается, становится круче и отвеснее по мере того, как открывается южный склон. На востоке я увидел краешек лунного диска, пробивающийся сквозь дымку. Вид луны пробудил во мне чувство одиночества, как если бы я брел по кромке земли и вокруг меня расстилалась вселенная. Я был первым на этой пустой планете, уносящейся в непроглядную тьму пространства.

Когда восходит луна, карабкающийся в горы человек начинает ощущать свое ничтожество. Я уже не осознавал себя как личность. Моя оболочка, в которой я обитал, бесчувственно двигалась к вершине, куда притягивала ее неведомая сила, порожденная, казалось, самой луной. Мною управляли, как приливом и отливом, и я не был в состоянии ослушаться, так же, как и не мог перестать дышать. Это была не горная лихорадка, это была магия гор. Не нервная энергия двигала меня вперед, но притяжение полной луны.

Скалы продолжали сужаться и сомкнулись над моей головой, образуя арку.

В лощине, по которой я шел, стало так темно, что пришлось нагнуться и продвигаться на ощупь. Наконец я вынырнул на свет, и передо мной предстали серебристо-белые пики и скалы Монте Вериты.

Первый раз в жизни я встретился с красотой в ее чистом виде. Я забыл, зачем сюда пришел, забыл свою тревогу о Викторе и страх перед облаками — все, что навалилось на меня в тот день. Это был поистине конец пути, свершение. Время не имело значения, и я не думал о нем. Я стоял, созерцая освещенные луной скалы.

Не помню, как долго я оставался недвижим, не могу и припомнить, когда на башне и стенах начались перемены. Внезапно там появились фигуры, которых не было раньше. Они стояли одна за другой на стене, вырисовываясь на фоне неба, и могли быть каменными изваяниями, высеченными из самой скалы — такими неподвижными они казались.

Было слишком далеко, чтобы разглядеть их лица. Одна стояла поодаль, на верху башни, и была запеленута в саван с головы до пят. Мне вдруг вспомнились рассказы о друидах, о кровопролитии и жертвах. Эти люди поклонялись Луне, а сегодня было полнолуние. Жертву сбросят в пропасть, и мне придется стать невольным свидетелем этого.

В жизни своей я часто испытывал страх, но никогда не ощущал такого ужаса. Он охватил меня всего, я опустился на колени в тени лощины, чтобы меня не заметили в свете лунной дорожки. Я различал, как фигуры на стенах воздели над головой руки, услышал бормотание, сначала едва различимое, потом переходящее в пение, все более нарастающее и глубокое. Звуки отражались от скалы и уходили вверх. Они повернули лица к Луне. Жертвоприношения не было, не было кровопролития, была их славящая песнь.

Я прятался в тени и чувствовал себя непосвященным, даже пристыженным, как человек, случайно попавший в храм чуждой веры. Пение лилось неземное, пугающее и непереносимо прекрасное. Я зажал голову руками, закрыл глаза, согнулся так, что лоб коснулся земли.

Постепенно величественный гимн начал стихать, превратился в шепот, вздох и наконец замер. На Монте Вериту вновь опустилась тишина. Я по-прежнему сидел, обхватив голову руками, и не смел шевельнуться. Я не стеснялся своего страха — я был потерян между мирами: мой мир унесся куда-то, но я не вступил и в их. Теперь я мечтал, чтобы меня снова спрятали облака в свои священные покровы.

Я все еще стоял на коленях. Затем, таясь и пригибаясь, взглянул на скалу — на стенах и башне никого не было. Они исчезли. Черное рваное облако накрыло луну.

Я поднялся, но не двинулся с места, вглядываясь в стены и не замечая никакого движения. Луны не было, и я подумал, уж не страх ли, не воображение сотворили для меня эти фигуры и песни. Луна выглянула снова, и тогда я решился и нащупал в кармане письмо. Я не знал, о чем написал Виктор, но вот что писал я:

«Дорогая Анна!

Провидение привело меня в деревню на Монте Верите, где я нашел Виктора.

Он безнадежно болен, думаю — умирает. Если хотите передать ему письмо, оставьте под стеной, и я отнесу его. Хочу вас предупредить. Я думаю, что ваша община в опасности. Люди в долине напуганы и рассержены из-за того, что их женщины уходили к вам. Кажется, они собираются сюда, чтобы отомстить.

На прощанье хочу вам сказать, что Виктор всегда вас любил и думал о вас».

Я подписался в низу страницы и направился к стене. Подойдя поближе, я различил узкие окна, о которых много лет назад рассказывал Виктор. Мне пришла мысль, что за каждым из них могут укрываться глаза, следящие за мной, подстерегающие меня фигуры. Я остановился и положил письмо на землю у стены.

Когда я это проделывал, часть стены передо мной качнулась и растворилась, в образовавшемся проеме мелькнули руки, сжали меня, опрокинули на землю, схватили за горло. Перед тем, как потерять сознание, я услышал мальчишеский смех.

Проснулся я внезапно, как от толчка, и возвращаясь в реальность из глубины сна, почувствовал, что только что был не один. Кто-то стоял на коленях рядом со мной и вглядывался в мое лицо.

Я сел и огляделся, чувствуя онемение во всем теле. Я понял, что нахожусь в келье футов десяти длиной, куда тусклый свет проникал сквозь узкую щель в каменной стене. Часы показывали без пятнадцати пять. Я пробыл без сознания, должно быть, немногим более четырех часов, и этот неверный свет предвещал восход.

Первое, что я, проснувшись, почувствовал, была злость. Меня обманули — люди из деревни солгали и мне, и Виктору. Грубые руки, которые схватили меня, смех, конечно же, принадлежали самим деревенским жителям. Хозяин с сыном обогнали меня по дороге и поджидали здесь. Они обманывали Виктора годами, а теперь решили обмануть и меня. Но только Бог знает зачем, ведь не из-за воровства же? Кроме одежды у нас нечего красть.