Анджела Шайвли - Цена счастья Страница 16

Это было как в кошмаре. На лестничной клетке ветер производил такой шум, что мы почти не слышали друг друга, и я вынуждена была кричать, если нужно было спросить о чем-либо моего спутника.

Наконец мы остановились на крошечной лестничной площадке, чтобы перевести дух.

— Мне кажется, это не очень правильно, что Майкл унаследует целиком все владение, — решила я возобновить беседу.

Фарамон усмехнулся.

— Замок и расположенные поблизости угодья — это далеко не все владения. Еще имеются большие лесные угодья и угольные месторождения, которые составляют большую часть нашего состояния. И Майклу, после того как он вырастет, предстоит взять все это под свой контроль. Ну, а до того управлять всем будет Брайан. А он — очень добросовестный человек и будет оберегать интересы Майкла, как свои собственные.

— Я полностью доверяю Брайану, — твердо и, как мне казалось, убедительно сказала я.

— Вот как? Не думал, что мой распрекрасный брат сумеет так быстро завоевать ваше доверие. Что ж, остается только позавидовать! А мне вы не доверяете?

В его глазах промелькнула неприкрытая насмешка. Неужели я выдала себя? И для него уже не секрет мое отношение к Брайану? Во всяком случае, нельзя позволить ему говорить об этом в таком тоне.

— Я уверена, что вы были бы не худшим управляющим, если бы судьба возложила на вас эти обязанности, — холодно ответила я.

— Я не нуждаюсь в утешении. Знаете, я ведь совсем не такой, как мой брат. Я человек не дела, а страстей. Брайану никогда и во сне не приснится то, что наяву не дает мне покоя.

Из-за своего женского тщеславия я, естественно, отнесла эти его «страсти» на свой счет. Однако мне не хотелось выслушивать его «признания», понимая, что рано или поздно разговор вернется к Брайану. Чтобы скрыть смущение, я резко обернулась, подошла к одному из нижних окошек и выглянула из него. Мы находились на такой высоте, что замковые угодья и крыши деревенских домов смотрелись из окна, как запечатленные на картине. Какой же высоты должна была быть эта башня? Ведь мы находились далеко не на самом ее верху.

Что за удивительное наследство досталось моему сыну! У меня не выходили из головы мысли о несправедливости этого распределения имущества или точнее — распоряжения им. Ведь даже в том случае, если у Брайана и Дениз действительно не будет никогда детей (а у меня не было никаких оснований не верить Фарамону), то он-то сам должен был когда-нибудь жениться! Наверное, у него будут еще дети. Я просто была не в состоянии понять — почему именно моему сыну должно перейти все это колоссальное состояние. И, судя по задумчивому выражению лица Фарамона, он тоже не понимал этого. Во всяком случае, когда он заговорил вновь, то предметом его внимания уже была Мари-Лизет. «Наверное, — подумала я, — эта тема кажется ему достаточно нейтральной».

— Мари-Лизет была необычно умной девочкой, — сказал он. — Она завоевала стипендию в Университет Лаваля, в который и сдала в последний год необходимые экзамены. Однако не уверен, что это сослужило ей хорошую службу. За время учебы ей вбили там в голову всевозможные «идеи».

— Идеи, которые ей не следовало бы разделять? — переспросила я, может быть, слишком легкомысленным тоном, который должен был скрывать мои настоящие чувства по отношению к такому снобизму.

Однако Фарамон не попался на эту удочку.

— В известном смысле — да, — улыбаясь, подтвердил он, — но не совсем так, как вы думаете. Ее идеи имеют политическую основу и они достаточно радикальны. Она — ярая сепаратистка. А это в столь консервативной стране, как наша, уже не так-то приятно.

— Из этого следует, что д'Эшогеты хотят оставаться консервативными.

— Абсолютно верно. Вы очень быстро схватываете суть, Леонора... Другие, придерживающиеся таких же воззрений, что и Мари-Лизет, по крайней мере держат рот на замке. А Мари-Лизет, напротив, постоянно выступает с различными заявлениями, критикует наши многоуважаемые органы и, не смущаясь, призывает во всеуслышание к действиям! Должен заметить, что у нас тут даже сами радикалы достаточно консервативны в отношении политически активных женщин. Так что в результате ей приходится вести весьма одинокую жизнь. Было бы лучше, если бы она вообще не возвращалась из города! Тут ей придется нелегко.

— Наверное, ее возвращение объясняется тем, что она очень любит свою родину.

Он тяжело вздохнул.

— Видите ли, существует очень крепкая и прочная связь с родной землей.

Не знаю, говорил ли он тогда о своей, или о ее любви к родине.

Фарамон повернулся к лестнице, а затем внезапно вновь обернулся ко мне.

— Если вы уже устали от лазания по лестницам, то нет никакой необходимости взбираться на самый верх — по крайней мере сегодня. Башня выстояла несколько столетий, сможет подождать и еще немного.

Он смотрел на меня несколько отрешенно, как если бы сам успел уже изрядно устать. Но эта мысль показалась мне просто смешной, поскольку он был молод и, насколько я могла судить, находился в прекрасной форме.

— Сегодня мы поднялись так высоко, — сказала я, — что не хотелось бы останавливаться, находясь вблизи от цели.

Подсознательно я понимала, что у меня более никогда не хватит мужества вновь вскарабкаться сюда.

— Наверное, вы правы, — согласился Фарамон. — Оставим сомнения и — вперед, — в его голосе появились какие-то резкие ноты.

— По правде говоря, — продолжил он с внезапной решительностью, — я уже достаточно пресыщен прелестями этой башни, этих лестниц, да и всего замка! — затем он покаянно усмехнулся и продолжил: — Эти экскурсии страшно действуют на нервы. Через некоторое время вы и сами почувствуете это.

Увы, я уже и тогда чувствовала это.

Наконец мы добрались до конца лестницы, которая заканчивалась в небольшой круглой комнате. К великому своему удивлению, я увидела, что она совершенно пуста. На полу лежали плотные хлопья пыли. Как ни странно, они не полностью покрывали все помещение. По всей видимости, не так давно тут побывал кто-то. А почему, собственно, кому-то и не подняться сюда? Я мысленно призвала себя к спокойствию и разумности.

Окна были прорублены в трех стенах башенной комнаты. В четвертой располагалась малюсенькая дверца. Я подошла к одному из окон. Открывавшийся вид частично заслонялся скалами, но тем не менее его в полном смысле этого слова можно было назвать захватывающим. У меня даже перехватило дыхание. За всю жизнь мне еще никогда не приходилось бывать так высоко — за исключением полетов на самолете, естественно.

Ветер превратился уже в неистовый шквал, который с такой силой бился о стены и так завывал, что мне казалось — башня непременно должна качаться. Было ужасно холодно. Я немилосердно мерзла, и Фарамон заметил это. В его взгляде мне вдруг почудилось выражение тайного удовлетворения, хотя он и поспешил громко упрекнуть себя: