Кэтти Уильямс - С Новым годом, с новым счастьем! Страница 17

Он пристроился на краю стола, скрестил на груди руки и взглянул на нее с легкой заинтересованностью.

– Я так понял, что дорогу к моему дому ты проложила не затем, чтобы рассказывать об успехах Клэр в школе?

– Правильно понял. – Она тоже скрестила руки и шагнула в его сторону. – Я пришла, чтобы сообщить вам, мистер Дюваль: если вы думаете, что вам необходимо силой удерживать меня подальше от вас, то вы глубоко заблуждаетесь. Вы можете всю жизнь тешить себя мыслью о собственной неотразимости для представительниц противоположного пола, но лично для меня вы так же неотразимы, как тарелка прогорклой каши.

– С каких это пор? – Брови его изумленно приподнялись, он явно развлекался, и это показалось ей до такой степени оскорбительным, что рука зачесалась влепить ему пощечину.

– С нынешних пор, – отрезала она. – О прошлом давно пора забыть.

Наконец-то она выразилась достаточно определенно! Потому что еще больше, чем мысль о его желании отстранить ее от себя, Кэтрин бесила мысль о том, что он считает ее все еще неравнодушной к нему.

– А с какой стати, – спросил он, – ты так внезапно решила вскочить в машину, ворваться сюда и сообщить мне, что я тебя нисколько не интересую?

– У меня была гостья, – ответила она, – твоя сестра.

– А! – Лицо его чуть смягчилось, а губы изогнулись в усмешке.

– Ты мог бы сразу сказать мне, что это твоя сестра. Никакой необходимости не было притворяться, что она твоя подружка. Неужто ты решил, что я стану вешаться тебе на шею исключительно потому, что мне тридцать один и что я могу чувствовать себя древней старухой?

Она вовсе не собиралась произносить это и теперь сразу же поняла, что поставила себя в невыгодное положение.

– Ты действительно чувствуешь себя так? – мягко, лениво протянул он. – Почему бы мне, – добавил он, сменив тему и одновременно умудрившись создать впечатление, что он может к ней вернуться, когда ему заблагорассудится, – не попросить Лизу принести нам кофе? Или ты предпочитаешь чай?

– Это тебе не светский визит.

– Так что? Разве это причина отказываться от чашки кофе?

– Лучше чай, – слегка обескураженно ответила она, в душе виня его за сложившуюся ситуацию.

Она могла справляться с ним, если полностью владела собой, как на своем рабочем месте перед классом, или же в состоянии ярости, поскольку ярость не оставляла места для мыслей. Но куда сложнее было с ним справляться перед лицом его непробиваемого хладнокровия или под влиянием этой легкой усмешки, способной очаровать даже птиц в небе. Она начинала чувствовать себя обласканной, и это приводило ее в замешательство, поскольку обласканной она никогда не была.

И снова неожиданно, безо всякого предупреждения, ее охватило странное желание получить от жизни больше, чем она получила. Глубоко в душе что-то повернулось, слегка изменив фокус видения мира.

Он вышел из комнаты, оставив ее наедине с мыслями – совсем даже нежелательными собеседниками для нее сейчас, – и появился пятнадцать минут спустя с подносом в руках.

– Лиза терпеть не может эту лестницу, – сказал он и чуть сдвинул в сторонку стопку бумаг, освобождая место для подноса. – Утверждает, что она слишком крутая, но я, если честно, считаю, что Лиза просто стареет. – Он налил им обоим по чашке чая, снова пристроился у стола и указал ей на кресло. – Ну, так на чем мы остановились?

Кэтрин села.

– Ни на чем, – ответила она. – Я высказала все, что собиралась, и уже уходила, когда ты на стоял на чаепитии.

– Ты как раз начала мне рассказывать, чувствуешь ли ты себя древней старухой.

– И не думала даже.

– Тридцать один год, учительница, живешь в глуши. Тебе не кажется, что твоя жизнь покатилась под уклон?

– Все еще достаточно молода, занимаюсь любимым делом, живу в чудесном месте. С какой стати мне жаловаться на жизнь?

Он рассмеялся, сверкнув зелеными глазами.

– Я живу здесь совсем не против своей воли, – спокойно добавила Кэтрин. – И учительницей стала не по необходимости. Мне нравится эта работа.

– И тем не менее ты бегаешь за тем парнем, что увел мою сестру. Почему? Что тебя притягивает в подобной личности?

Она залилась краской.

– Дэвид очень хороший человек. – Кэтрин опустила на колени чашку с блюдцем, думая о том, что незачем сообщать ему о своем одиночестве в последние шесть лет. К чему доставлять ему такое удовольствие? – Он преданный, на него можно положиться.

– Не самые захватывающие из качеств.

– Я не жажду захватывающей жизни, – быстро проговорила она. – Когда-то мечтала, но…

– Имеешь в виду – в Лондоне? – Его голос прозвучал напряженно и требовательно, и она сразу вспомнила, насколько ей нужно быть осторожной в своих ответах ему.

– Да, – кивнула она. – А теперь мне пора идти. – И пошла к выходу. Двери там не было, просто арка.

– Но сейчас все в прошлом? – послышался его мягкий голос. – Поэтому ты и создала себе этот скучный имидж? – Она почувствовала его приближение, а в следующее мгновение он распустил ей косу, стянув резинку, и погрузил пальцы в ее волосы.

Ощущение его руки, запутавшейся в ее длинных волосах, как током высокого напряжения пронзало Кэтрин. Он теребил пряди до тех пор, пока волосы не рассыпались свободно по спине, а потом развернул ее к себе лицом. Она даже убежать никуда не могла, поскольку он крепко держал ее за волосы.

– Так-то лучше, – с удовлетворением в голосе произнес он и обвел ее долгим, скорее оценивающим, чем сексуальным, взглядом.

– Верни мне резинку, – прошептала она, пылая жарким румянцем.

– Ты именно таким тоном утихомириваешь расшалившихся девочек?

Это замечание она проигнорировала.

– Верни сейчас же.

– Кровь застывает у меня в жилах от страха, – протяжно ответил он, – но все равно я этого не сделаю. Ты намного красивее с распущенными волосами. Больше похожа на ту беспечную, неистовую нимфу, которую я знал когда-то.

– Я вовсе не беспечная и не неистовая, – услышала она собственный голос, зазвеневший близкими слезами, которые она тут же проглотила.

– Возможно, и Дэвиду больше понравится, если ты чуть-чуть распустишь поясок.

– Нечего давать мне советы по поводу моей личной жизни!

Копна темных волос, рассыпавшихся по плечам, приводила ее в замешательство. Какого черта она их не отрезала? Казалось, что то беспечное, легкомысленное создание, которое по уши влюбилось в Доминика Дюваля много лет назад, было крепко-накрепко заперто в комнате на ключ. От того создания остались лишь волосы, шелковым покрывалом спускавшиеся по спине. И отрезать полосы – все равно что выбросить ключ от той двери. Неужто она подсознательно уклонялась от такого поступка?