Кимберли Кейтс - Ангел Габриеля Страница 18

Оттаявшее сердце Тристана проснулось, вздрогнуло и сжалось от боли впервые за много лет.

Это все Алана, это она перевернула его жизнь. Кто она, эта женщина, которую не устрашила его суровость, которая разгадала тайну его страданий и проникла в волшебный мир, созданный Габриелем? Габриель утверждал, что она его ангел. Но, стоя на коленях у постели сына, Тристан спрашивал себя, в ответ на чьи молитвы явилась сюда Алана Макшейн – Габриеля или его собственные?

Глава 7

Ночь за окном гостиной была темной, одинокой и бесконечной. Алана в ночной рубашке смотрела в ее черноту, и старый дом вокруг вздыхал во сне, как беспокойно вздыхает седой, но все еще крепкий пожилой джентльмен.

Прошло уже много часов с тех пор, как она оставила Тристана у постели сына. Сначала у себя в спальне она при колеблющемся свете свечи читала дневник в зеленом кожаном переплете. А потом целую вечность ходила по комнате, мучительно переживая слова, написанные Шарлоттой Рэмзи много лет назад.

Чужие грустные слова преследовали Алану и не давали ей уснуть, новые открытия вызывали беспокойные мысли, стены уютной спальни обступили Алану, будто высокие стены тюремной башни, ей не хватало воздуха, и она пришла сюда, в просторную гостиную, где было легче дышать.

Год за годом на Рождество она смотрела в окно этой комнаты и любовалась ярким пламенем камина, сиянием свечей, смеющимися радостными лицами, уютом обжитого жилища, с его шкафами, заполненными старыми книгами и знакомыми, привычными безделушками. И она твердо верила, что никому в этом волшебном мире не грозит никакая беда. Но она ошибалась.

Вчера Алана стала свидетелем того, как сильно одиночество меняет человека. Какими опустошенными бывают глаза, каким несчастным и сиротливым становится человек даже под защитой толстых кирпичных стен, даже в тепле комнаты, освещенной множеством свечей. Даже если за его спиной стоят прошлые поколения – надежная опора для тех, кто пришел им на смену.

Листая страницу за страницей, Алана проследила, как медленно, постепенно разрушались мечты Тристана и каким горьким было его разочарование в жене, своими руками погубившей их счастье.

Что произошло с Тристаном после рождения Габриеля? Какая потеря, настолько огромная, что он до сих пор не оправился от нее, постигла его в те годы? И все же вчера в гостиной у камина Алана ощутила, как зашевелилась в ее сердце надежда, крошечный росток, пригретый первыми весенними лучами. Тристан наконец обратился душой к сыну и не таясь открыл ему всю глубину своих страданий.

Их послания небесам, письмо Габриеля, наивное и трогательное в своей детской непосредственности, и письмо Тристана с мольбой о прощении, легкий дым, что унес их просьбы наверх, к ангелам, вряд ли способным устоять перед таким искренним проявлением чувств… И Шарлотта, его жена, где она теперь? Неужели там вверху, среди ангелов?

На земле Шарлотта Рэмзи не была ангелом. Сколько сил потратил Тристан, чтобы заставить ее улыбаться, чтобы защитить ее и согреть своей любовью! Нет, Шарлотта не заслуживала такой преданности. Каждую уступку Тристана, каждую его слабость она безжалостно обращала против него.

Вчера вечером Тристан попросил прощения у Шарлотты Рэмзи, и мысль об этом огнем жгла Алану. Чем он провинился перед ней? Тем, что посмел показать свою боль и обиду, когда его лишили возможности творить? Ведь Тристан бросил вызов самому Всевышнему, отказавшись от ниспосланного ему дара и подчинившись женщине, которая не раздумывая закрыла перед ним дверь в будущее.

Если бы Тристан принадлежал ей, Алане, как бы преданно она оберегала его талант и его отзывчивое сердце – свидетельство красоты души и страстности натуры! И может быть, из их союза, союза сердец и слияния тел, родилось бы новое существо, маленькое, хрупкое, беззащитное, которое Тристан принял бы в свои любящие объятия.

Но этой мечте не суждено осуществиться, Алана знала это с того самого мгновения, когда впервые увидела Тристана, впервые заглянула в окно этой гостиной. Еще больше она уверилась в этом, кружась с ним в танце под легкую прелестную мелодию музыкальной шкатулки. Одна его рука на ее талии, другая крепко сжимает ее ладонь, и прикосновение его тела к ее телу при стремительных поворотах… И поцелуй, теплый и влажный… А потом возвращение к действительности и холодное сознание безнадежности.

Люди утверждают, что Ева отказалась от рая ради того, чтобы вкусить от запретного плода. Никогда прежде Алана так остро не сознавала всю глубину вины Евы, потери ею благодати. И никогда прежде она не оправдывала ее с такой горячностью, потому что готова была отдать, имей она их, и небо, и звезды, и даже рай за один поцелуй Тристана.

Если бы ей хватило смелости взять руку Тристана в свою, поднести ее к губам и до тех пор целовать его пальцы, пока они не обретут прежней гибкости, потом вложить в его руку кисть и уговорить его вернуться к живописи, занятию, на которое Тристана благословил Бог… Если бы она могла распахнуть ему свои объятия, как делали это женщины для своих любимых испокон веков… Но они с Тристаном принадлежат к разным мирам, таким же далеким друг от друга, как Габриель от тех звезд в небе, к которым он взывал.

Алана подошла к столику с музыкальной шкатулкой и подняла крышку, и тут же зазвучала музыка, полились в ночь прозрачные серебряные звуки. Внезапная тоска охватила все ее существо, горькие обжигающие слезы безысходности подступили к глазам.

Когда-то она думала, что знает все о Тристане Рэмзи: лукавый огонек в его мальчишеских глазах, неистовую внутреннюю силу, которую излучала вся его фигура, твердую решимость в каждом движении и слове, пугавшие и притягивавшие ее с их первой встречи.

«Я буду самым великим художником на свете». Что это такое? Неразумная похвальба подростка? Ни в коем случае. Он готов был трудиться и принести в жертву все ради искусства, он готов был идти до конца избранной им дорогой. Если бы не его отец, заблудившийся и обреченный на муки на своем одиноком пути к смерти… Тристан пришел к нему на помощь, разве мог он поступить иначе?

Никогда прежде Алана не задумывалась над тем, что стены отчего дома, согревающие и защищающие, могут превратиться в холодные застенки каземата, хотя уже ребенком, глядя на собственного отца, знала, что неосуществленные возвышенные мечты часто превращаются в жалкие низменные пороки. Она была благодарна судьбе за то, что ее мать не видела, как любимый ею человек, падая все ниже и ниже, еще при жизни обрекал себя на страшную смерть.

– Прошу тебя, Боже, помоги Тристану! – попросила она вслух. – Он так нуждается в Твоей помощи!