Эмили Маккей - Горячая поклонница Страница 18

— Однажды я целую ночь моталась по барам Манхэттена, потому что друг слышал, что в тот вечер где-то играет «Котенок».

Он мечтательно улыбнулся, вспоминая те времена:

— И мы играли?

— Не в тот вечер, — Ане вдруг стало стыдно, как будто она сказал больше, чем надо было. Она принялась взбивать подушки. — Могу поспорить, что не у меня одной бывали такие приключения, но и у половины Нью-Йорка.

Уорд обнял ее, и она поймала себя на том, что пялится на его пуговицу куда пристальнее, чем она того заслуживала. Он заставил ее поднять голову и посмотрел ей в глаза:

— До этой минуты ты ни разу не дала мне понять, что была моей поклонницей. Почему?

Ей хотелось вырваться, но вместо этого она смело встретила его взгляд:

— Это же очевидно.

— Не для меня.

— Я не хотела, чтобы ты считал меня какой-то одержимой сумасшедшей девчонкой. Это… — она поискала слово, — жутко.

— Мне не кажется жутким знать, что кто-то любит мою музыку.

Он говорил так искренне, что неожиданно для самой себя она спросила:

— Тогда почему ты больше не играешь и не пишешь музыку?

Он опустил голову и отстранился, помрачнев:

— С чего ты это взяла?

Его голос был холоден, но она зашла слишком далеко, чтобы отступать.

— Я видела твою гитару в холле фонда. Ты играешь только на ней, когда пишешь песни. Ты можешь разгуливать с гитарой Дэйва, но играть на ней ты не будешь.

Он отвернулся и провел рукой по волосам. На секунду ей показалось, что он сейчас велит ей не лезть не в свое дело, но он предложил:

— Расскажи мне свою версию.

Ана посмотрела на темный экран, на котором совсем недавно было его лицо. Чего он хотел от нее? Она думала, что их отношения — просто страсть, и не ожидала, что он заявится к ней домой вечером. Она не ждала романтических свиданий, не ждала, что он захочет слушать, как она высказывает свои мысли.

Однако он спросил, и она не смогла удержаться и начала думать вслух. Эта мысль пришла к ней, когда она смотрела передачу, и теперь ей хотелось поделиться своими чувствами, хотя она не была уверена, стоит ли их озвучивать.

— По-моему, все очень просто. Ты не сочиняешь по той же причине, почему и не живешь в своем доме. Тебе кажется, что твой талант предал тебя. С ранней юности он помогал тебе добиваться любой цели, он вывел из бедности не только тебя, но и твою мать. Он помог тебе заслужить любовь Кары, а потом, когда был нужен тебе больше всего, оставил тебя. Ничто не могло спасти ее, и твое богатство, которое ты нажил благодаря своему таланту, не могло помочь.

— Это смешно, — фыркнул он, но его лицо болезненно подергивалось.

— Вот как? — Ей очень хотелось, чтобы он понял ее. — Стейси сказала, что ты не прикасался к гитаре со дня смерти Кары. До того, как она заболела, ты не расставался с гитарой, ты даже на ночь в студии ее не оставлял, а теперь не можешь находиться в одной комнате с ней.

— Ты говоришь о ней так, как будто она человек. А это ведь только гитара — кусок дерева, струны и пара примочек.

— Ты сам не веришь в то, что говоришь. Это больше, чем просто гитара, это воплощение твоего таланта, душа и сердце твоего успеха. И ты отвернулся от нее, как твой талант — от тебя.

— Не думаю. — Его голос звучал ровно, и Ана знала, чего это ему стоит. — Это просто нелогично.

— А я и не говорю о логике, я говорю о чувствах. Ты поэт, ты понимаешь, как мало у сердца логики.

Уорд посмотрел ей в глаза, раздраженный тем, как много она видит и понимает. Была ли она права? Неужели именно поэтому он не прикасался к гитаре? Он сам не знал, он знал только, что вместе с Карой умерло и желание творить. Исчезли обрывки мелодий, раньше постоянно крутившиеся в голове, может быть, даже навсегда. Однако в последнее время, когда он бегал или сидел в пробке, музыка начинала возвращаться. Он старался не связывать это с Аной.

Уорд отвернулся:

— Слушай, прости, что не предупредил тебя насчет вечера.

— Ты за это извиняешься?

Он пропустил мимо ушей акцент на слове «это». Она и так слишком долго тыкала пальцем в его раны.

— Да, за это. Джек Хадсон услышал, что я в городе, позвонил утром и пригласил меня. Я думал, тебе понравится эта новость.

Она скрестила руки на груди:

— С чего бы это? Уорд, я не думаю…

Он понял, что она хочет вернуться к теме его творчества, и снова заговорил:

— Я много лет не был на их вечерах, а они всегда великолепны. Тебе понравится.

Она помолчала и резко выдохнула:

— Значит, вот как все будет.

Он знал, что она имеет в виду. Но как он мог ответить ей, если сам ничего не понимал? Она нахмурилась, но не стала мешать ему менять тему.

— Ты забыл, что я работала в Голливуде. Такие собрания не впечатляют меня.

Ее голос звучал устало, как будто она сдавалась на милость Уорда.

— Ты встречала когда-нибудь Джека и Сиси Хадсон? Они милые люди. Конечно, на вечере будет достаточно не слишком приятных людей, но я бы хотел, чтобы ты все-таки пошла.

Она сердито посмотрела на него:

— Да будь они хоть мистер и миссис Санта-Клаус, я все равно не захотела бы пойти на их вечер. Ты не понял меня. Я просила тебя не трепаться о нас, а ты на следующий же день принимаешь подобное приглашение, не посоветовавшись со мной. Мало того, твой ассистент все организует, хотя я еще даже не дала согласия.

Он вдруг понял, что улыбается. Ему нравилась ее напористость, то, как она наскакивала на него. Он подошел к ней, мягко заставил опустить руки и сжал ее запястья:

— Ты узко мыслишь.

Она попыталась вырваться, но выражение ее лица чуть смягчилось.

— По-моему, я все прекрасно понимаю.

И снова ему показалось, что она раскусила его план увести разговор от его творчества к вечеру Хадсонов.

— Правда? Тогда ты должна понимать, что этот вечер — отличная реклама для «Надежды Ханны».

— Вот как?

Она все еще скептически смотрела на него.

— Конечно. Там будут репортеры и знаменитости, с которыми я могу поговорить. У нас будет самая большая аудитория, о какой мы только могли мечтать, а то, что мы приедем вместе, не вызовет подозрений, раз уж я тоже занимаюсь твоим фондом.

— Никто этого не знает.

— Я готов рискнуть. А ты? — Он привлек ее ближе к себе. — Ты ведь не будешь винить меня за то, что мне хочется побольше времени проводить с моей девушкой?

Она все еще колебалась, и он пошел в атаку:

— Я хочу танцевать с тобой и поить тебя шампанским. Почему ты так отчаянно сопротивляешься?

Она упорно молчала, и это расстраивало его. Он привык к тому, что люди постоянно чего-то хотят от него. Ане нужно было только его общество. Может быть, это должно было пугать его, но не пугало. Ее не так просто обмануть красивым образом, но после смерти Кары Уорду казалось, что у него остался только этот пустой образ. Он не хотел, чтобы Ана узнала об этом. Господи, он не хотел, чтобы это оказалось правдой! Однако надо было двигаться дальше, и у него еще оставалось несколько козырей в рукаве.