Шарон Фристоун - Неприступные стены Страница 18

Оливия лежала, совершенно обессилевшая, чувствуя тяжесть его расслабленного тела. Она была совсем не против, наоборот, ее словно покачивало на волнах радости. Этот совершенно загадочный мужчина, которого она ненавидела еще полчаса назад, вознес ее к таким райским высотам, о существовании которых, она даже не подозревала. Он открыл для нее, что это значит — быть женщиной, и она наслаждалась этим новым ощущением.

— Я, наверное, ужасно тяжелый, — вздохнул Марко, перекатываясь на бок.

Его все еще переполняла радость оттого, что Оливия оказалась девственницей. Когда он смог соображать, первое, о чем он подумал, — какой же дурак был тот мальчишка, Саймон. И эта мысль доставила ему несказанное удовольствие.

Не чувствуя больше его большого тяжелого тела, она мгновенно замерзла. Прозаичное, совершенно неуместное в такой момент замечание Марко вернуло Оливию с небес на землю. Ну, а чего она ждала? Заверений в вечной любви? Не обязательно, но хотя бы немного романтики...

А вместо этого она любуется потолком, лежа в чем мать родила на дурацком леопардовом покрывале. А коварный сердцеед празднует победу. Ей хотелось заплакать. Что она натворила! О чем она только думала!

Она в панике рванулась прочь, увидела свой свитер, схватила его, но тяжелая рука властно легла ей на плечо.

— И куда же ты собралась? — Марко тоже приподнялся, все еще крепко сжимая плечо Оливии. — Нам надо поговорить, дорогая моя.

Поговорить! Оливия рассмеялась — она была на грани истерики. Но, намеренно повернувшись к нему спиной, она раздельно произнесла:

— Думаю, сначала мне надо одеться.

Марко улыбнулся, нежно посмотрел на ее склоненную голову, обнял ее за талию. Ему уже давно не было так хорошо. К чему себя обманывать — ему никогда не было так хорошо!

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил он.

В его душе поселилось какое-то необыкновенное чувство — он одновременно и хотел ее, и боялся за нее, и жалел ее, и восхищался ею. Он осторожно протянул руку, убрал спутанные волосы с ее склоненного лица. Она, и правда, скромница, и он теперь знал, почему!

Он всегда считал себя человеком современным, далеким от ханжества. Да и не удивительно, при его-то происхождении! Он никогда не интересовался прошлым своих подруг, требуя одного: чтобы они хранили ему верность, пока длятся их отношения. Он никогда не интересовался их прежними пассиями, и о своих тоже никогда не рассказывал.

Он запустил пальцы в светлые пряди ее волос, наслаждаясь их мягкостью и блеском. Он признался себе, что все его представления о свободе нравов — пустая поза. Ему доставило огромное, колоссальное наслаждение именно то, что он у нее первый. И единственный. Она когда-то его отвергла, но больше этого не повторится.

— Хорошо, — сказала Оливия. — Поговорим. — Она решительно отвела его руку. — Ты получил свое. А теперь пусти меня, — холодно добавила она.

Марко уронил руку. Вот снова... она снова его отвергает. Он взглянул на нее угрожающе сузившимися глазами.

— Я не держу тебя, — спокойно сказал он.

Стараясь не смотреть на него, она выбралась из постели и поспешно натянула свитер прямо на голое тело. Потом нашла джинсы и надела их.

— К чему такая спешка, Оливия? — насмешливо поинтересовался он. — Я и раньше видел голых женщин. И мне уже известны все тайники твоего тела.

— Благодарю, что напомнил мне об этом, — холодно сказала Оливия.

Он просто издевается над ней! Ей сейчас и так непросто, неужели нужно было напоминать ей, что она — не первая и не последняя!

Она обернулась. И напрасно это сделала. Он полулежал, опираясь на подушки. Загорелая кожа казалась еще темнее на фоне леопардовой шкуры. Настоящий Тарзан, прекрасное дитя природы. Ну почему он такой красивый! Ни один мужчина не должен быть столь сексуальным!

— Какая ты вежливая, — улыбнулся Марко. — Воспитание никогда тебе не изменяет.

Он поднялся и натянул плавки.

— Независимо от секса, дорогая Оливия, нам нужно поговорить. В частности, о нашем деле.

Секс. Вот и все, что он понимает, с горечью подумала Оливия. Самое важное, самое потрясающее событие в ее жизни, настоящее откровение — а для него это просто секс. Вот он стоит перед ней в своих узких плавках, и у него такой вид, словно женщины для того и созданы, чтобы выполнять его прихоти. Ее охватила слепая ярость.

— Ты, мерзкий, самодовольный, отвратительный бабник, ты нарочно это сделал! Ты специально меня соблазнил! — закричала она.

Он улыбнулся, спокойно протянул руку и схватил ее за запястье. Притянул к себе и впился в ее губы жадным поцелуем. Какое-то время она боролась, даже пыталась его укусить, но быстро сдалась. И вот она уже страстно отвечает на его поцелуи, обвивая тонкими руками его шею.

Но, видно, чтобы еще больше унизить ее, он, молча, снял ее руки и крепко прижал их к ее бокам, а потом отступил на шаг.

— Так, давай договоримся: больше ни слова о том, что тебя соблазнили. Мы оба знаем, что это неправда. Ты сама меня позвала.

Оливия лишь вытаращила глаза. Да он в своем уме?! Она открыла, было, рот, чтобы поставить его на место, но не успела.

— Ну как же, — улыбнулся Марко. — Вспомни. Ты сказала «пойдем» и показала рукой на кровать. После этого все и случилось. Я лишь последовал твоему приглашению.

Оливия лишь покачала головой. Как он умеет все вывернуть и представить так, что она же и виновата. Да что толку теперь искать виновных?

— Подожди, пока я оденусь, — тоном, не терпящим возражений, велел Марко. — А потом, мы продолжим наш деловой разговор за бокалом виски. Больше, как я понимаю, ты ничего не можешь предложить. Может, только пару пощечин, но я не хочу, спасибо.

— Я иду в душ, — процедила Оливия. — Увидимся внизу.

Она круто повернулась и вышла из спальни, усиленно моргая, чтобы слезы не покатились по щекам.

Добравшись до спальни, она заперла дверь.

Под успокаивающими теплыми струями воды гнев ее поутих. Она вышла из крошечной душевой кабинки и обвела глазами свою спальню. Вся жизнь ее была здесь, в этой большой уютной комнате. Вот на полках, среди серьезных и нужных вещей, примостились ее любимые мягкие игрушки и куклы. Вот фотографии в разномастных рамках. Оливия в подгузниках, Оливия на качелях, Оливия в школьной форме, Оливия на выпускном балу. С мамой, с папой. Иногда с обоими. А вот в углу другая часть ее жизни — пишущая машинка, рядом стопка чистой бумаги, а в ящике стола — наброски ее новой книги и издательские договора. Сколько дней она уже не прикасалась к работе?

Неожиданно ошеломляющие, катастрофические события последних дней подступили во всей реальности. Бедный Джонни, у него никогда не будет счастливого безоблачного детства, какое было у нее. И не будет такого дома.