Марта Брюсфорд - Грезы наяву Страница 18

– Весело болтают бурундуки, – пробурчала она под нос.

Его глаза скользнули по ней.

– Бурундук. Хм-м. Это мне больше нравится. Пожалуй, похоже.

Она свирепо посмотрела на него. «Вы – самая красивая женщина, которую я когда-либо видел» или «Вы напоминаете мне бурундука?» Давай, Сидни Эджертон, выбирай.

Они подошли к загону, где Эд гонял лошадь по кругу, удерживая ее на длинной веревке – корде.

– Он пойдет дальше, чем я думал, – с удовлетворением сказал Сидни.

– А что он делает? – тихо спросила Джесси.

– Он пытается приручить лошадку, чтобы она не была такой пугливой. Вот почему на корде подвешены те небольшие пластиковые контейнеры. Они наполнены камнями, которые гремят, заставляя лошадку привыкать к необычным звукам и ситуациям.

Джесси наблюдала молча, с возрастающим интересом. Эд загорел, похудел; дикое выражение страха и вызова почти исчезло с его лица.

Мальчик увидел их и робко, но с гордостью улыбнулся.

Чуть позже он подошел к молодой лошадке, поглаживая ее и разговаривая с ней низким тихим голосом.

– Сидни, он так любит эту лошадь, – тихо сказала Джесси, когда они отошли от загона.

– Да.

– Но мальчику будет больно, когда ему придется уехать домой. Это может оказаться выше его сил: потерять то, чему он отдал свое сердце.

– Вы никогда не потеряете того, что храните в своем сердце.

– Вы что – эксперт по сердцам?

– А что в этом смешного? – спросил он с притворной грубостью.

– Это как раз не смешно. Скорее… неожиданно. Ведь вы прожили всю жизнь в довольно безлюдной местности.

– Я думаю, мне завещано любить эту одинокую землю так же, как и себя самого, – сухо проговорил Сидни.

Он утверждал, что самый спокойный образ жизни для человека – это чувство полного удовлетворения самим собой. Основа самоуважения – самолюбие, а самолюбия у него предостаточно.

– Но что произойдет, когда Эду придется покинуть лошадей? – спросила Джесси.

– Ему будет больно.

– Так ваша идея состоит в том, чтобы он пережил еще одну боль?

– Нет, моя идея состоит в том, чтобы дать мальчику понять, что иногда жизнь причиняет нам боль, но так или иначе мы продолжаем жить. Моя идея состоит в том, чтобы дать ему узнать, что любовь, даже если она приносит боль, должна делать нас лучше.

– Откуда вы это знаете? – спросила она.

– Я потерял отца, когда мне было около двенадцати. Я был немногим старше Эда, но не думаю, что пережил эту трагедию лучше, – сказал Сидни, его голос внезапно стал тише и серьезнее. – Я любил одну девушку, но позволил ей уйти.

– Почему?

– Мы были молоды. Она хотела выйти замуж. А мне все еще больно, я все так же убежден, что любовь означает боль и страдание. Время от времени я заставляю себя думать, что она не выходила замуж. – Он цинично улыбнулся. – Для меня это своеобразное утешение.

– Однако вы не предоставили Эда самому себе.

– Миру совсем не нужен еще один злой человек.

– Вы не производите на меня впечатления злого человека.

– Даже когда ворчу? – спросил он, скользнув по ней насмешливым взглядом.

– Даже тогда. Это и есть ваша романтическая история?

– Увы, – сухо ответил он. – Я думал, вы уже поняли, что я не очень-то умею развлекать других.

– Я не это имела в виду, – поспешно сказала Джесси. – Я просто удивлена. Вы очень привлекательный мужчина. – Самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела, если быть честной, призналась себе девушка.

– Романтических историй с коровами, хотя вы намекаете на это, у меня не было. Теперь ваша очередь поделиться случаем из любовной жизни, которая, возможно, более занимательна. Ревнивый дружок, богатый любовник или…

Она должна быть предельно осторожной. Подкинув интригующую приманку, она должна убедить этого молчаливого ковбоя поверить ей. Но разве когда-нибудь Хуберты, за исключением Анджелы – белой вороны в их семье, были осторожны? Анджи изменилась к лучшему, когда прошлым летом, к всеобщему изумлению, у них с Бертом завязался весьма бурный роман.

– Моя жизнь вовсе не напоминает романтические кинофильмы.

– Да ну? А как насчет Гарри?

Не обратив внимания на его небрежный тон, Джесси почувствовала, что ее следующие слова будут очень важными, хотя что-то все еще мешало ей произнести их.

– Он плюшевый медведь, – пробормотала она.

– Что?

– Гарольд – это плюшевый медведь, – сказала Джесси. – Понимаете, такая игрушка из искусственного меха со стеклянными глазами.

Их взгляды встретились, и на какой-то ослепительный миг ей показалось, что он собирается схватить ее и поцеловать.

Вместо этого он запрокинул голову и расхохотался.

– Вы самая возмутительная личность, которую я когда-либо встречал.

«Вы самая красивая женщина, которую я когда-либо видел…» Когда он прекратит эту игру?

– Он был прикрытием, – сказала она Сидни. Смех замер в его глазах.

– А как насчет моего босса?

– Чарльз и я – только друзья, – неуверенно сказала Джесси.

– Даже сейчас? – переспросил Сидни, уловив неуверенность в ее голосе.

Девушка взглянула на него: на правильные черты лица, четко очерченную линию рта и зеленые глаза.

Она хотела сказать: «Предложи мне что-нибудь получше», но не смогла.

– Знаете, я тоже однажды была влюблена, – услышала Джесси свой голос.

– Неужели? Что же случилось потом?

– Он умер. – Она резко повернулась к нему, надеясь на его сочувствие.

– Мне очень жаль, – тихо сказал от, и его глаза потеплели. – Это, должно быть, очень больно.

– Да, больнее, чем можно себе представить. Я полагаю, мне лучше вернуться в дом, – сказала она, внезапно почувствовав себя уязвимой и незащищенной.

– Я тоже так думаю, – сказал Сидни.

– Ну, тогда пока.

– До свидания.

Она повернулась и зашагала прочь.

– Джесси!

Девушка обернулась, пожалуй, слишком быстро.

– Да?

– Хотите завтра покататься со мной верхом?

– Да! – О, как ей захотелось взять обратно это импульсивное «да» и сказать более сдержанное: «Я подумаю».

– В двух часах езды отсюда есть Ущелье Бизонов. Можно организовать туда экскурсию для ваших гостей на следующей неделе.

Джесси попыталась понять его взгляд. Но не смогла. Конечно, он пригласил ее не только потому, что она как организатор развлечений на ранчо должна быть в курсе такой интересной прогулки.

Нет, тут что-то другое. Ведь Сидни не было никакого дела до гостей.

Из жалости? Потому что она одинока и так неосмотрительно позволила ему узнать кое-что о ее прошлом, то, о чем знали лишь очень близкие люди.

Нет. Не жалость, словно солнечным светом, осветила это красивое мужественное лицо.