Лора Брантуэйт - Вдоль по радуге Страница 2

Но нельзя, невозможно терпеть, когда твой самый-лучший-на-свете-друг на глазах у всех тридцати человек (рекордное число гостей для скромного дома Сэма) клеит и уводит твою девушку!

Сэм не стал терпеть. Правда, ему пришлось изрядно себя накрутить, но в конце концов он преуспел — в этом ему помогли два бокала вина, — и устроил скандал. В лучших традициях. С оскорбительными воплями, разбитой посудой и даже коротким мордобоем (Грэй скрутил его в пятнадцать секунд). В общем, гости были довольны. Многие уходили домой с насмешливыми (мужчины) или мечтательными (женщины) улыбками на устах. Еще бы, такая славная история, такие сладкие пойдут сплетни…

Грэй уехал раньше всех, демонстративно прихватив с собой Эвелин.

Сэма посетила смутная догадка, что она была рядом с ним главным образом потому, что иногда он брал ее в компанию Грэя Грэхема.

— И замечательно, что он избавил меня от этой мелкой шлюшки, — говорил он после, уже сам себе, полулежа в кровати с бутылкой пива в руке. Дрянь это — пить пиво после вина и шампанского, к тому же в гордом одиночестве, к тому же в свой день рождения, а что делать?

Пожалуй, если бы Грэй сделал это по-тихому, ну в крайнем случае в узком кругу, Сэм еще и спасибо бы ему сказал. Подулся-подулся, а потом сказал. Или с самого начала сделал бы вид, что ничего не произошло. А так… гнусно получилось. Когда Сэм был маленьким, его тетка как-то сказала ему, что у него больное самолюбие. Кажется, дело было в том, что он наотрез отказался идти на детский праздник с распухшим от пропущенного мяча носом. Это было еще до того, как он близко сошелся с Грэем. В последующие годы он с усмешкой вспоминал этот случай. Если у него и больное самолюбие, то уж не в смысле «ранимое», а в смысле «странное до крайности».

В общем, это странное до крайности самолюбие, которое он долго и старательно заталкивал в самые отдаленные уголки своей души, иногда вдруг неожиданно давало о себе знать. Выпирало наружу, как воздушная подушка в автомобиле его дяди… Вот и на этот раз тоже. Спустя ночь и полдня Сэм уже искренне корил себя за то, что так бурно отреагировал на… мм… бестактность Грэя и беспардонную подлость Эвелин. Если бы он вовремя себя обуздал, у него сейчас не было бы девушки, но был бы друг. А так — ни того, ни другого.

Об этом Сэм печалился и теперь, сидя в кафешке и поедая свой ланч под тихий шум дождя, громкое урчание допотопных кофе-машин и каких-то еще машин на адской кухне, которая располагалась прямо за стойкой кассы, и выкрики официантки-кассирши. Сегодня дежурила Мэган, самая голосистая из всех девушек в «Одиноком желуде». Этого недостатка не покрывал даже внушительных размеров бюст, очень мягкий на вид (изрядная его часть виднелась в вырезе форменной блузки).

Сэма удручало все, начиная с того, что ему уже стукнуло двадцать восемь, и на носу уже кризис тридцати лет, то есть пора бы задуматься о том, что работа так себе, ни дома своего, ни жены, и заканчивая дождем. Естественно, шум в запруженном любителями дешевых и калорийных ланчей кафе включен в список.

Когда Грэй вошел — стеклянная дверь, тугая, между прочим, распахивается, и на пороге появляется он, в футболке с темными пятнами от воды и до крайности недовольным лицом, — Сэм напрягся. Это естественно: любой самец напрягается, когда видит самца крупнее, сильнее и опаснее себя. Самки, как правило, реагируют обратным образом: расслабляются. Это и понятно: сильный самец для другого, более слабого, — угроза, а для самки — надежда. На счастливое продолжение рода и собственную безопасность под его могучей защитой.

Спасаясь от чувства опасности и напряжения, с ним связанного, Сэм всегда стремился быть к Грэю поближе. Вот и сейчас он ощутил почти непреодолимое желание подняться ему навстречу или хотя бы небрежно эдак махнуть рукой.

Грэй его увидел почти сразу и насупился пуще прежнего. Как будто это ему, а не Сэму, приходится тональным кремом замазывать скулу с кровоподтеком, чтобы покупатели не пугались.

За синяк он обижался едва ли не больше, чем за Эвелин.

Мысль об этих двух неприятностях навеяла на Сэма такую тоску, что ему захотелось напиться пива, устроить пьяный дебош и никогда не вернуться на работу. Пусть его уволят, тогда уж точно никто не посмеет смеяться над внушительным списком его неприятностей.

Он сделал вид, что смотрит вовсе не на Грэя, а куда-то ему за спину. Вроде бы и взгляд отводить не нужно, но и в глаза можно не смотреть…

И Грэй никогда не подошел бы первый, если бы проклятый дождь не разбудил в нем досады, которую нужно было куда-то излить. Может быть, он отчасти даже искал продолжения ссоры. И еще ему было чуть-чуть, самую капельку, стыдно перед Сэмом. Все-таки девиц вроде этой Иви, Евы или Лины у него может быть сколько угодно, а Сэм — только один.

Заказывая у стойки двойной салат из свежих овощей, двойной бифштекс без гарнира и большую диетическую колу — как-никак за формой надо следить, — он обдумывал, с чего бы начать.

Размышления его вылились в хрипловатую от легкого неудобства, отрывистую фразу:

— Ну, как жизнь?

Фразу эту он бросил Сэму, как иногда зарвавшаяся и злая, как фурия, уборщица в кафе бросает перед носом у клиента тряпку на стол — прежде чем с усилием, но без усердия его протереть.

Вслед за приветствием последовал поднос с условно-диетическим ланчем. Грэй явственно продемонстрировал Сэму, что намерен расположиться именно здесь. И если Сэм имеет что-то против, то это его, Сэма, личные проблемы.

Однако если у него и имелись некоторые опасения по поводу того, что Сэм станет возражать или как-то еще выразит свое недовольство, они оказались совершенно напрасны: весь запас бунтарства, которым обладал Сэм, уже иссяк. Он был безмерно счастлив тому, что друг, который едва не перешел в разряд бывших, все-таки вот-вот снова станет лучшим. Ему пришлось держать себя в руках, чтобы не выплеснуть на Грэя весь свой восторг по этому поводу.

— Нормально, — сдержанно сказал Сэм и многозначительно вздохнул. Вздох должен был обозначить печаль по поводу того, что они с Грэем повздорили, но в нем уместилась еще и радость от нежданной-негаданной встречи. — А ты как?

— В порядке, — буркнул Грэй.

На этом этикетный разговор можно было считать законченным. Повисло молчание. Грэй сделал большой глоток колы.

— Кхм… Как закончился день рождения? — неуклюже поинтересовался он. Непонятно, что это было: задиристая грубость или «мостик» к примирению.

— Да-а… — Сэм неопределенно пожал плечами. День рождения закончился по-настоящему скверно, и ему не хотелось вдаваться в подробности. — Гости разошлись довольно рано, ничего особенно интересного больше не было.