Луанн Райс - Надежды большого города Страница 2

— Кристи, они обеспечивают нас на год. Они помогают нам платить по закладной на землю, они же заплатят за обучение в колледже — если ты, конечно, позволишь Дэнни покинуть ферму на такой срок. Прекрати так о них отзываться.

— У них так много денег, что они даже не замечают, каким воздухом дышат, — отвечал Кристи, игнорируя ее колкость. — Они не замечают снег, только жалуются, что он портит их дорогую обувь. Они так торопятся убежать от ветра, что не успевают почувствовать жжение на лице, напоминающее о том, что они еще живы.

— Но тебе же нравится получать их доллары, — замечала она.

Да, — смеялся Кристи. — Поверь, у них так много денег, что они и не заметят потери. Если я удвою цены, я, пожалуй, распродам все в два раза быстрее: богатые люди любят тратить деньги, и если они купили что-то дорогое, то начинают важничать.

— Это просто возмутительно, Кристи Бирн, — говорила Мэри, качая головой. — Продавать рождественские деревья, рассуждая таким образом, — своего рода грех. Это тебя до добра не доведет — помяни мое слово.

Мэри вышла из благополучной семьи, она никогда не ложилась спать голодной. «Что она может знать?» — спрашивал он себя, бродя среди мокрой от дождя поросли молодых деревьев во время короткого, но восхитительного северного лета, идя вдоль кристально чистых ручьев, наслаждаясь прикосновением летнего ветерка, когда подрезал елям ветви, чтобы придать им форму рождественских деревьев, и подсчитывал добрую прибыль, которую они принесут ему в декабре.

В нынешнем году, пока рычали электропилы, разбрасывая вокруг щепки, злобно уничтожая лучшие дары природы, Кристи понял, что Мэри была права. Прошлой зимой Манхэттен — за все те деньги, которые он получил за предыдущие года, — взыскал с него самую большую плату, которую только можно себе представить. Процент с прибылей, из-за которых Мэри корила его за жадность, оказался немыслимо большим: Нью-Йорк забрал его единственного сына.

За три года огни города стали огромным искушением для подростка. В последний сочельник, после превосходного сезона продаж, Дэнни заявил отцу, что не собирается возвращаться в Новую Шотландию. Он вознамерился остаться в Нью-Йорке — найти работу, выйти в люди.

— Что ты подразумеваешь под «выйти в люди»? — спросил Кристи.

— Отпусти меня, па, — я не могу больше об этом говорить! Ты не понимаешь!

— Остаться в Нью-Йорке? Ты сошел с ума?!

Напряжение между ними нарастало. Кристи схватил сына за рукав, Дэнни попытался вырваться — буквально выдернул у него свою руку. Это заставило Кристи вцепиться крепче.

— Разговора не получится, — сказал Дэнни. — Никогда. Твой путь — ферма, па. А у меня есть то, что я хочу делать уже сейчас. Это моя мечта, па. Я должен добиваться ее! Ты научил меня не тратить время на разговоры, когда есть работа.

Дэнни говорил серьезно и был прав: Кристи научил его именно этому. Разговоры занимают слишком много времени, а ферма нуждается в заботе. Дэнни, конечно, не знал, что Кристи попросту боялся разговора. Он опасался, что дети начнут задавать ему вопросы, на которые он не знал ответов, или скажут что-нибудь такое, что заденет его чувства. Он страстно любил своих детей без всяких слов.

Дэнни смотрел на отца твердым взглядом мечтателя, которого ничто не остановит. Кристи был поражен, разбит. Как могло случиться, что у его сына возникла мечта, которая удерживает его здесь, в Нью-Йорке, а он ничего об этом не знал? Глубоко внутри он понимал, что винить надо только себя — он не был хорошим слушателем. Но как можно оставить Дэнни одного в таком месте? Этого нельзя было допустить. И Кристи усилил хватку. Дэнни рвался на свободу.

Их первая стычка — прямо там и тогда.

Они подрались на углу улицы — Кристи дрался с собственным сыном и, пытаясь схватить его, порвал его куртку — новую пуховую парку, которую он купил Дэнни в начале сезона. Полетели перья, Дэнни нечаянно попал локтем Кристи по носу, но, несмотря на текущую кровь, Кристи пытался удержать сына: если бы только он мог поговорить с парнем, не дать ему убежать — он бы привел веские причины. И вот они дерутся на покрытом снегом тротуаре, а Бриджит кричит, пытаясь остановить их.

Вызвали полицию. Завывая сиренами, быстро приехали полицейские машины. Во время драки белые гирлянды порвались, и теперь они клубком валялись на тротуаре, освещая окровавленный снег. Один из копов схватил Кристи, надел на него наручники. Дэнни воспользовался моментом и сбежал. Кристи видел, как его сын, освещенный голубыми полицейскими мигалками, бежал через толпу зевак, а из его разорванной куртки сыпался, как снег, белый гусиный пух.

— Холодина, — сказал Кристи офицеру, который заводил на него дело в участке. — Он будет голодать и замерзнет в этой рваной парке.

— Это дух Рождества. Может быть, вам следовало подумать об этом до того, как вы его избили, — сказал коп. Офицера звали Рип Коллинз.

Кристи был слишком горд, чтобы возражать или изливать свои горе и ужас нью-йоркскому полицейскому. Что мог знать коп? Что мог знать человек, живший в этом жестоком, сверкающем, блестящем городе? Со всеми его фальшивыми огнями, храмами жадности, глупыми людьми, которых так легко убедить потратить небольшое состояние на обыкновенную елку.

Отпущенный под свое собственное поручительство, Кристи покинул участок и вернулся в пансион. Кровь закипала у него в жилах — вопреки ожиданиям он надеялся, что его сын будет там. Но нашел он только Бриджит, которая плакала, сидя на кровати.

Кристи и Бриджит с тяжелым сердцем упаковали вещи и отправились домой в Канаду. Слушание было назначено на март, но офицер Коллинз поговорил с помощником окружного прокурора и объяснил, как все было на самом деле. Дэнни так и не нашли, хотя Коллинз и другие полицейские искали его, и обвинение с Кристи сняли. Но он не почувствовал облегчения, душевная боль не отпускала его. Для полиции Нью-Йорка и судебной системы его семья стала всего лишь еще одним пунктом в статистике семейных неурядиц, а его сын — еще одним уличным подростком.

Теперь, год спустя, они с дочерью снова собирались отправиться в Нью-Йорк. Они только что получили от Дэнни открытку с изображением Бруклинского моста, но в ней не было и намека на то, где и как он живет. Лишь дерзкие слова: «У меня все прекрасно, не волнуйтесь». Ни слова о том, что он скучает по Кристи или Бриджит, по тридцати акрам елей на краю земли. Мальчик приехал в город из волшебных северных земель, где обитают белоголовые орлы, черные медведи, рыжие и черно-бурые лисицы и совы. Он оставил все это ради городских пещер Нью-Йорка, населенных игроками и жуликами. Кристи всем сердцем ненавидел это место и не хотел туда возвращаться.