Мэй Сартон Мэй Сартон - Вторая половина пары Страница 2

— О, пожалуйста, Макс, забудь обо всем, что случилось во Франции. Прошу тебя, во имя дня Святого Валентина. Это твой долг.

— Долг?

Странно было слышать это слово из уст девушки. Долг в честь Валентинова дня! Максу следует быть более сентиментальным, чем он себя считает. В конце концов, если ухаживание становится долгом, решил он, лучше уж оставаться холостяком.

— Макс, — взмолилась она, — я нуждаюсь в тебе, чтобы… избавиться от непрошеных поклонников. Пожалуйста.

Ее голос дрожал. Ну почему молодая леди, уступающая остальным в знатности, должна добывать себе будущее подобным образом? Почему, чтобы выйти замуж, Каро должна сыграть свою роль, словно актриса какого-то провинциального театра?

— Пожалуйста!

Да, положение было действительно безнадежное.

— Постараюсь, — сказал он просто, и удовлетворенная Каро закружилась, через миг попав в объятия разговорчивой крестной.

— Каро, отложи разговор с перчаточником. Нас ведь давно ждут. Ты обязана встретиться с Дейвенпортами. Несколько лет тому назад, на бале в честь Валентинова дня, они обязали каждого гостя вписать имена партнеров по танцам в особые карточки. В итоге возникли любовные привязанности… ну, в конце концов, весь Лондон говорил об этом. Мне бы хотелось, чтобы наш бал в этом году превзошел их…

Поднявшись со стула, Макс попросил, чтобы принесли его пальто. Если он не уйдет из этого дома, в котором только и говорят, что о купидоне и придаются воспоминаниям о прошлых Валентиновых днях, то определенно сойдет с ума. И пока все собрались вокруг фортепиано, он выскользнул в коридор, который вел в комнату слуг, и бежал, преследуемый звуками музыки Моцарта, в которой, к сожалению, слышались фальшивые ноты.

Кажется, кроме Макса, никто не выбивался из строгого монотонного ритма жизни лондонского общества. И он проклял революцию, Купидона, искушение, которое исходило от женщин вообще, а в частности, от брюнетки — французской беспризорницы, которая как навязчивая мелодия преследовала его.

Стоя в комнате торговцев в Шелбурнхаусе и ожидая, когда придет леди и посмотрит образцы перчаток, Виолетта ощущала жгучую ностальгию по минувшим временам. Когда-то она тоже была леди, молодой, полной мечтаний и желающей танцевать.

Теперь Виолетта жила только тем, что, кроме необходимости зарабатывать на жизнь, она страстно хотела узнать, жив ли ее брат, сумел ли он избежать гильотины. Каждый раз она молилась перед тем, как просматривала в газетах список погибших. Правда, газеты были более милосердны, чем слухи, гулявшие в Лондоне. Только что появившиеся беглецы шептались о том, что Арман Сангель достойно встретил свою смерть. Но эмигранты, давно жившие в стране, и особенно те, кто посещали перчаточную лавку, советовали ей соблюдать осторожность. Во Франции слухи управляли всем.

Сердце Виолетты разрывалось между чувством вины и смятения. Перед тем как покинуть Францию, они с Арманом договорились о том, что будут спасаться в одиночку и пойдут разными путями.

— Мы имеем теперь обязательства перед родом Сангель, — сказал ее брат. — Мы должны добраться до Лондона, что бы ни случилось, где и встретимся с тобой. Не доверяй никому, даже людям, которые обещают помочь. Сейчас трудно разобраться, кто враг, а кто друг.

Но они так и не встретились, и Виолетта обвиняла в этом себя, вернее, свою роковую неосмотрительность. Вспомнить стыдно, но она вела себя как обычная потаскуха, в то время как брат, наверное, нуждался в ней. Ей не хотелось верить, что она потеряла Армана. И каждый раз спустя почти год, проходя мимо скромной церкви в Ковент Гардене, она молилась за его вызволение. Между тем церковь, крыша которой была усеяна голубями, а у входа толпились нищие, подобно другим церквам в Лондоне, казалась слишком занятой своими собственными делами, чтобы беспокоиться о чужеземцах по ту сторону канала.

Приближался день Святого Валентина — ее первый в Лондоне, и лавка «Золоченая Перчатка» просто захлебнулась от заказов. Виолетта ухватилась за возможность выйти на улицу и навестить влиятельных покупателей, которые должны были выбрать украшения на перчатки. После бесконечных часов, проведенных в лавке, ей даже не верилось, что она сможет покинуть дальнюю темную комнату, где все это время жила, вернее пряталась.

— Тем более что я собираюсь только в те дома, где дамы хотят видеть образцы, лент и бусин, — убеждала она Симона. — Это совсем не то, что снимать размеры.

Симон и Фэнни Дублет, содержавшие лавку «Золоченая Перчатка», обучили ее многому, но обмерять ладонь для точной подгонки перчаток требовало большой практики.

— Размеры рук леди — наших постоянных заказчиц — уже есть в магазине, — напомнила Симону жена, — так же как этой молодой леди, мисс Кордел, и других покупательниц. Виолетта сумеет заменить тебя, Симон. Разреши ей, ведь она долго и усердно работала.

В последнюю минуту мистер Дублет, загруженный заказами, согласился. Виолетта, пожалуй, была единственной, кто мог находиться в лавке вместо него. К тому же ее внешность, манера говорить убеждали требовательных покупателей, что они действительно получат превосходные вещи. Так все и случилось. Двое предыдущих покупателей были совершенно очарованы показанными ею образцами.

Утро пролетело быстро… пока она не оказалась в доме Шелбурнов, где ей пришлось ожидать около часа. Постукивая нетерпеливо ногой, переставляя корзинку с товарами с одного места на другое, она случайно взглянула на свои белые перчатки, а потом убрала их в карман. Затем опять натянула их. И вновь стала постукивать ногой.

Долгое время сверху из гостиной доносились звуки музыки: кто-то играл на фортепиано. Неровный свет свечей колебался по потолку почти в такт мелодии. Восторженная Виолетта положила корзинку с мерной лентой и образцами и, подобрав юбку, начала медленно двигаться под музыку. Она просто не могла стоять на месте, как ни пыталась заставить себя не обращать внимания на льющиеся звуки. Ведь она была так молода, и что было неприличного в том, чтобы сделать еще один поворот или пируэт? Ноги ее несли по комнате, и, кружась, Виолетта невольно вспомнила о случившемся ровно год тому назад…

Она сделала все, что могла. Больше не сделает ни шагу. С трудом переводя дыхание, девушка встала на колени возле изгороди. Семьи ее больше не было, а добралась она сюда под охраной англичанина, который изображал из себя французского республиканца. Они, она и Макс, пришли в ужас от открывшейся их взорам картины, и прежде чем она успела что-либо сказать, он взял ее за руку и потащил к краю утеса, где в укрытии к ним должна была подойти спасательная лодка.