Венди Дулиган - Пояс целомудрия Страница 2

— Нет проблем, — дружески заверил он, не пытаясь поцеловать ее на прощание. — Я позвоню тебе когда-нибудь на следующей неделе, идет?

— Ладно, — ответила Джейн, зная, что этого обещания он не сдержит. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что от нее хотят поскорее отделаться.

Когда она вошла в квартиру, Луиза и ее постоянный дружок Джеймс Порч лакомились холодной пиццей и смотрели по телевизору новости.

— Что стряслось? — спросил Джеймс Порч, пристально вглядываясь ей в лицо. Спортивный репортер, тоже работавший в «Паблик ньюс», он был чрезвычайно наблюдателен и предпочитал не бросать слов на ветер.

Джейн пожала плечами. В первый раз с момента размолвки с Чарли ей захотелось заплакать. Все было слишком знакомо. Разница заключалась лишь в том, что она не отвергла предложения Чарли проводить ее. Это начинало входить в привычку и действовать на нервы. Нечто похожее произошло несколько месяцев назад с мужчиной, который ей по-настоящему нравился.

Еще один юрист, с которым она встретилась в суде, Олуэн Пил казался таким тонким, таким понимающим… Ничуть не раздосадованный ее признанием, он выразил Джейн свое восхищение. Они продолжали встречаться и провели вместе немало приятных вечеров. Она уже начала поздравлять себя с тем, что ее нормальные принципы победили, когда Олуэн облил ее ледяным душем, сообщив, что через месяц женится на женщине, с которой встречался одновременно с Джейн. Его будущая супруга, умудренная опытом двадцатидвухлетняя девица, была не прочь время от времени обвенчаться с любым под ракитовым кустом. Несмотря на некоторое несовпадение их вкусов, Олуэн был неотразим, и Джейн сильно переживала размолвку. По крайней мере, ей так казалось.

— Ничего особенного, Джеймс, — ответила она. — Как будто мне впервой возвращаться домой в помятой одежде и с растоптанным самолюбием…

— О Господи, неужели опять? — Луиза, тридцатидвухлетняя разведенная женщина из Лос-Анджелеса, до сих пор говорившая с мягким южным акцентом, бросила на Джейн сочувствующий взгляд. — Очень жаль, — сказала она. — Твой друг Чарли казался таким симпатичным…

— Он и есть симпатичный. Просто мы не сошлись во взглядах, только и всего. — Движением плеч сбросив с себя пальто, Джейн уныло опустилась на диван. — Иногда я думаю, что игра не стоит свеч, — продолжила она, спустя несколько секунд заметив, что рука Джеймса опустилась на обтянутое бедро Луизы. — Может, мне следовало бы переспать с кем-нибудь и махнуть рукой на все принципы?..

Забившись в самый захламленный из кабинетов редакции «Паблик ньюс», в который не разрешалось заходить посторонним, Фрэнк Кэплен бессмысленно смотрел на пустой лист, вложенный в пишущую машинку. На письменном столе громоздились кружки с остатками кофе. Некоторые из них уже покрылись плесенью. Небо за окном было затянуто тучами, сулившими обильный снегопад.

На самом деле, утешил он себя, лист вовсе не пуст. Полчаса назад Фрэнк напечатал на нем свою фамилию и название колонки комментатора, выходившей три раза в неделю, — «У семейного очага». Но в голове у него было совершенно пусто. Ни одной стоящей темы, ни единой толковой мысли. Он уже подумывал о том, чтобы заказать билет на самолет в один конец и попробовать вести жизнь завсегдатая горнолыжных курортов. Или вернуться к должности ведущего репортера отдела городских новостей. По крайней мере, с полицейской рацией, попискивающей под мышкой, человек не испытывает недостатка в темах.

Черт побери, думал он, тоскливо разглядывая плесень в кружках сквозь круглые совиные очки, которые надевал только при чтении, мне не на что жаловаться, газетные критики отзываются обо мне весьма лестно и поговаривают о том, что колонку пора печатать сразу в нескольких газетах.

К несчастью, такое внимание заставляло его высоко держать марку. Старые заслуги сегодня ничем не могли помочь. Публика — к которой относились и члены редколлегии — ждала от него многого. Они хотели уже утром прочитать в газете что-нибудь игривое, слегка возмутительное и в то же время наводящее на мысли. А он отдувайся…

От нечего делать Фрэнк перечитал записку, полученную по внутренней почте от девушки-репортера из отдела городской хроники. Хотя он не обменялся с этой девицей и парой слов, она писала о том, как восхищена его работой. «Желаем вам дальнейших успехов», — было выведено аккуратным девчоночьим почерком. Черта с два сегодня его ждет успех, подумал Фрэнк.

Чувство недовольства собой только усилилось, когда он попытался решить, скучает ли по Шелли Фокс — последней в длинной цепи «невест», которых он представлял своей семье, абсолютно не собираясь на них жениться. Сегодня утром от Шелли пришла открытка с маркой, на которой была изображена разрушенная войной латиноамериканская деревня. Три месяца назад она уехала туда специальным корреспондентом в сопровождении фоторепортера — симпатичного парня, который, однако, не вызывал особого доверия. Фрэнк начинал тревожиться. Хотя он любил Шелли ничуть не больше, чем ее предшественниц, она придавала определенный смысл его жизни. Но даже перед ее отъездом Кэплен чувствовал, что их связи не достает чего-то неуловимого, чему он не мог бы найти названия.

— Что, ждешь вдохновения? — со всегдашней иронической усмешкой спросил Джеймс Порч, садясь на край стола — единственное место, свободное от книг и бумаг. — И когда ты только вымоешь эти ужасные чашки? — спросил он.

— Черт побери, как только найду стоящую идею для утренней колонки, — огрызнулся Фрэнк. Он был уверен, что Джеймс не обидится на раздраженный тон ответа. Спортивный репортер слишком хорошо его знал; они съели вместе не один пуд соли.

Джеймс бросил на него внимательный взгляд.

— Могу кое-что подкинуть…

— Что? Давай выкладывай. — Фрэнк откинулся на спинку кресла и положил ноги на стопку бумаг.

Однако Джеймс почему-то не торопился.

— Обещай, что девушка, о которой я тебе расскажу, останется безымянной, — сказал он. — Иначе…

Между выразительными черными бровями Фрэнка появилась морщинка.

— Ты же знаешь, я ничего не могу обещать, пока не узнаю, о чем идет речь, — ответил Кэплен, проводя пятерней по модно подстриженным волосам особым, свойственным ему одному жестом.

Некоторое время Джеймс молча смотрел на орлиный нос друга, его твердо очерченные губы и упрямый подбородок.

— Эта девушка не похожа на других, — наконец промолвил он. — Мне бы не хотелось причинить ей боль.

Хотя Фрэнк терпеть не мог давать обещания, на этот раз не приходилось выбирать. Джеймс мог считать его каменным: беда заключалась в том, что у Кэплена не было выхода, надо было найти тему для колонки любым путем. В довершение несчастий, он писал медленно и тщательно, мучаясь над каждым словом и полируя до блеска каждую фразу. Конечно, время еще было — свой последний опус Фрэнк должен был «родить» к десяти часам утра. Он прекрасно знал, что такое муки творчества. Мысли о завтрашнем фиаско пугали его.