Анастасия Эльберг - Когда прошлое встречает будущее Страница 2

— Какая женщина, Кристиан… — снова заговорил Мун-старший. В собеседнике он уже не нуждался. — Я могу говорить о ней бесконечно…

И он начал долгий — бесконечно долгий — рассказ о том, как познакомился со своей теперь уже бывшей женой, как ухаживал за ней («я даже не смотрел на других женщин!»), как они поженились, как поехали в свадебное путешествие по Европе («я показывал ей достопримечательности, и она улыбалась, а ее улыбка — самое прекрасное, что только может быть на свете!»), как вернулись в Треверберг и поселились вместе («она создала для меня Рай, она была моей Евой!»)… Я и не заметил, как мой гость успел опустошить бутылку коньяка на две трети. Удивительно, но язык у него не заплетался до сих пор. Только Самуэль Мун может влить в себя столько этой дряни и вести себя так, будто он абсолютно трезв. Завершился рассказ традиционно — мой собеседник резко переменил тему.

— Ведь вы пойдете со мной завтра на выставку?

— На выставку? — переспросил я, пытаясь переключиться с душераздирающего рассказа на что-то другое.

— Это галерея Тео. — Он помолчал и добавил: — Мне нужен сопровождающий.

Это было сказано таким тоном, будто вместо слова «сопровождающий» он хотел употребить другое — «секундант».

— Почему бы и нет?

— Спасибо, Кристиан, вы выручили меня. — Самуэль посмотрел на остатки коньяка в бутылке. — Совсем чуть-чуть. Думаю, если мы выпьем еще по одной…

— Нет, господин Мун, — сказал я тоном, не терпящим возражений, — вам больше пить не стоит. Сейчас вы отправитесь домой и хорошенько выспитесь. Надеюсь, вы не за рулем? — Семьдесят процентов штрафов за вождение в нетрезвом виде дорожная полиция Треверберга выписывала на имя Самуэля Муна. — Если да, то я закажу вам такси. И сделайте мне одолжение: не заезжайте никуда. Думаю, хозяева баров и ночных клубов не очень расстроятся, если вы не скрасите им вечер.

— Молоко и газета, пап. Похоже, «Треверберг Таймс» решила сэкономить на доставке, и теперь тиражи развозит мальчик из «Полной корзины». Интересно, сколько они платят за это супермаркету?

Эмили положила передо мной свежий номер газеты, а потом открыла холодильник и поставила туда привезенное посыльным молоко.

— Вот уж не знаю, детка. Но, судя по всему, это им выгодно — иначе они бы оставили все как есть. Куда ты собралась?

— В университет.

Она достала бутылку с соком и взболтала содержимое, а потом открыла ее и сделала пару глотков.

— Возьми стакан. Зачем тебе в университет?

— Хочу туда поступить, конечно же.

Я вернул чашку с кофе на стол.

— Вот как. И на какой факультет?

— Не на факультет, а в школу канала «Треверберг-33». Ну, ту, где обучают актеров, режиссеров и прочих. Меня интересует драматургия.

— Что-то подсказывает мне, что сценарии и пьесы можно научиться писать и без школы.

Эмили, несмотря на мою просьбу, сделала еще глоток сока, после чего закрыла бутылку и поставила ее на место.

— Ну, во-первых, документ никогда не помешает, — рассудила она. — А, во-вторых, ты сам говоришь, что мне нужно социализироваться. А еще у меня будет стипендия. И после окончания школы я смогу устроиться на работу в их студии. Можно начать стажироваться уже во время учебы.

— Почему бы тебе не заняться чем-то более серьезным? Филология, лингвистика? Медицина, наконец?

— Филологов и лингвистов тут и без меня полно. А врачей — так вообще целая толпа. А сколько ты знаешь хороших сценаристов? То-то же. Если бы тут было много хороших сценаристов, канал не жаловался бы на то, что падают рейтинги.

Я кивнул и положил перед собой газету.

— Какое бы решение ты ни приняла, детка, ты знаешь, что я уважаю твой выбор.

— Спасибо, пап. Между такси и твоей машиной я выбираю твою машину.

— Ключи на столе в кабинете. И повторюсь…

— … не паркуй машину задним ходом.

День у меня был свободный, и поэтому я мог позволить себе просидеть за утренним кофе чуть дольше обычного. Я бегло просмотрел заголовки передовицы, прочитал главную статью номера, в которой сообщалось, что полиции Треверберга удалось раскрыть большую сеть наркоторговцев, а потом перелистнул страницу… и замер, боясь поверить своим глазам. «За пышной свадьбой в свете рано или поздно следует громкий развод», гласил заголовок. «Самуэль Мун, художник и известный меценат, официально стал свободным мужчиной. Его бывшая супруга, бизнес-леди Теодора Барт, получила в качестве „послесвадебного“ подарка особняк в старой части города и приличную сумму денег. Остается только догадываться, действительно ли такая щедрость продиктована заботой художника, или же это решение за него приняли адвокаты и брачный контракт».

Статья открывалась свадебным фото: Мун-старший во фраке и нежно-розовым цветком в петлице и брюнетка в длинном белом платье. Невеста (или уже жена?) держала своего мужчину под руку и счастливо улыбалась фотокамерам журналистов. «Тео», по поводу потери которой так убивался Сэм, оказалась никем иным, как моей бывшей наставницей, Хранительницей Темной Библиотеки. И была она вовсе не Тео, не Теодорой Мун и даже не Теодорой Барт, а Авироной.

Я потряс головой, понял, что наваждение не пройдет, а плохой сон не закончится, допил кофе, отложил газету, но через секунду снова взял ее в руки. Статья рассказывала некоторые подробности о браке «господина и госпожи Мун», а также сообщала детали биографии «Теодоры Барт». Дочь Тони Барта, известного криминального адвоката, основателя самой большой юридической конторы в городе, и его первой жены, сводная сестра его младшего сына Уильяма, юриста и компаньона бизнес-леди Изольды Астер-Паттерсон, хозяйки сети городских отелей и части клубов в Ночном квартале.

Здесь же было несколько снимков. Самуэль, Теодора и ее подруга, модельер Франческа Уинстон, или, как ее называли в Треверберге, мадемуазельF.W — эти две буквы были знакомы каждой уважающей себя моднице, и они почитали за честь купить туфли или предмет одежды с биркой, на которой они значились. Самуэль, Теодора, роковая красавица Изольда Паттерсон и ее, Изольды, компаньон, молодой Уильям Барт (который по совместительству был ее и ее любовником). Самуэль, Теодора и Гвендолен Астер, мать Изольды, основательница первого в городе дома мод, которую годы, казалось, делали только лучше, и за ней вполне могли приударить ровесники любовника ее дочери. Все эти фотографии могли бы показаться лишними, но автор статьи опирался на них в своих рассуждениях об «аморальных нравах в высшем свете».