Может, Случай Нам… - Анkа Б. Троицкая Страница 2

— А я после выпуска знал о твоих делах еще года два, пока ты не перестала с подругами переписываться. Общие знакомые иногда могли обронить что-то типа: а вы слышали, что Мишка в аспирантуре теперь, или там… Верушка в Хакасию уехала, а Кирка замуж вышла, в Москве теперь живет.

— А мне только один раз Гулька сказала, что видела тебя в Новосибирске на защите.

— Ну, тебе тогда было не до меня… — Саша смеется и забирает у меня пустой стаканчик, который я машинально скомкала до неузнаваемости. — Хотел дочку Кирой назвать, но подумал, что это тоже на измену похоже.

— У тебя совести больше, чем у ста людей вместе взятых. Почему?

— Это не совесть. Как бы тебе объяснить… Другим-то соврать можно, а себе как соврешь?

На последних словах ему приходится перекрикивать очередное объявление о том, что двери закрываются. Очень они нам мешают разговаривать. Но мы упорно не уходим из этой аллеи желтых колонн, как будто это может навсегда прервать наш разговор.

— А жен твоих как звали. Я знаю из них кого?

Он смеется.

— Звучит так, будто я многоженец. Это были разные периоды, и я тоже был разный. Нет, я первую уже на работе встретил. Ничего, кроме детей, не получилось. А вторая от меня ушла, потому что я трудный, занудный и слишком много думаю.

Я улыбаюсь на эти слова. Как было бы хорошо, если бы все люди думали хотя бы немного больше, хоть на четверть процентов. Может быть, и сожалений в жизни было бы меньше. Я опять вспоминаю про утреннюю новость.

— А сам себе ты как объясняешь? Почему ты решил все перечеркнуть, лишить и меня, и себя всяческих шансов?

— Я в тот день ничего больше делать не мог. Все думал, мучился… как Жан Вальжан. Ну, и решил так: что бы я ни выбрал, тебе будет больно. Разница только в степени. Ну, как я сам считал. Вот и решил выбрать самый трудный для себя, но менее болезненный для тебя и самый вероятный выход. Буквально выход.

Над этим приходится подумать. Физики — народ расчетливый. В результате действительно то, что мне удалось забыть, а теперь вспомнить, это только приятные воспоминания. Человеческая нервная система не способна помнить боль. Только сопутствующие обстоятельства. Видимо, Саша знал меня в те годы лучше, чем я сама себя знала. Я едва представить себе могу, как моя ревнивая натура повела бы себя. Никакому рациональному рассуждению тогда в моей жизни места не было. Сплошные эмоции и гормоны… Всю себя пришлось переосмыслить, когда мой Алеша умер. Что пришлось пережить, никому… Распроклятому ворогу такой потери не пожелаю… Первые два года прошли, как в бреду. Сын не знал, что со мной делать, но хоть следил, чтобы я питалась. Я пережила потерю, но человек я теперь другой. Чему меня Алексей научил, так это корысти. Нужно заботиться прежде всего о том, что для тебя важнее всего. Поэтому он заботился обо мне. И три десятка лет назад Саша сделал то же самое.

Как долго мы стоим и разговариваем. Час или больше? Интересно, о чем Серых думает, глядя на меня вот так.

— У тебя есть теперь кто? — спрашивает он меня осторожно.

— Ой… — я смеюсь, — нет, конечно. Вокруг молодухи, кому я, старая…

Александр Серых хватает меня — чуть ли не за уши — и целует… долго… жадно… А люди вокруг бегут. Кто в вагон, а кто из… Если кто и заметил, то подумал, что прощаемся мы перед дорогой. А мы что делаем? Сначала я каменею… Потом меня такое счастье заливает, как проливным летним дождем… теплым и ароматным. Я поддаюсь и впитываю каждую его каплю. Каждую молекулу, каждый атом…

Сколько времени мы стоим вот так, восполняя потерянные моменты того, что могло бы быть? Да какие там моменты? Годы! Можно ли компенсировать годы несостоявшейся любви за несколько секунд такого огромного счастья? Я обхватываю его шею руками. Я вдыхаю его запах и впитываю его тепло.

Вскоре он с трудом отрывается, чтобы заговорить восторженно, но деловито:

— Как видишь, я тоже один. Но теперь нас двое. Все будет по-другому. Мы теперь умные. Жизнь только начинается. Сейчас мы поедем ко мне, я тебя обедом накормлю… королевским. Кирка… Кирка моя. До Тимирязевской, пересадки… Нужно билеты поменять. Подожди меня здесь. Так быстрее будет. Я еще ого-го как бегаю.

Я, зажмурившись, киваю несколько раз. Меня качает от сильных чувств, а он меня встряхивает, чмокает и бежит к эскалатору.

Я стою и жду. Шум поездов и шум в голове смешались, сердце стучит, как вагон, а в голову упрямо лезет мысль: «Тебе сегодня утром сколько пообещали?» Я снова закрываю глаза, но вижу лицо Алексея — сначала счастливое, смеющееся, а потом холодное и чужое. Нужно заботиться прежде всего о том, что для тебя важнее всего. Распроклятому ворогу такой потери не пожелаю. А первой и последней моей любви? Я не Жан Вальжан. Мне не нужна целая ночь, чтобы решиться. Сзади в сотый раз слышна просьба не забывать свои вещи. Я разворачиваюсь и шагаю в раскрывшиеся двери вагона.

Спасибо тебе, Сашка Серых. Я тебя простила, и ты меня прости.