Дина Аллен - От себя не убежишь Страница 20

Ночи любви у них так и не получилось, поскольку дала о себе знать застарелая травма, полученная им еще во время службы в морской пехоте. Впрочем, они так замечательно провели время, что им некогда было об этом жалеть.

Воскресным утром Джек устроил ей замечательную экскурсию по Парижу. Начали они с Дома инвалидов, где, перегнувшись через перила балюстрады, долго рассматривали гробницу самого знаменитого француза – Наполеона. Это был склеп, посередине которого, на сером постаменте, стоял большой саркофаг, сделанный из темно-красного камня. Верхняя поверхность саркофага была изогнута в виде гигантского каменного свитка и мерцала зловещими бордовыми бликами в свете неярких светильников. А по стенам самого склепа, среди трофейных знамен, покорно свесивших обветшалую бахрому, располагались двенадцать аллегорических фигур, символизирующих наиболее известные победы императора.

Затем Джек повез ее к Новому мосту, на середине которого стоял конный памятник самому популярному королю Франции Генриху IV, а прямо за мостом высилось самое знаменитое сооружение Парижа. Серовато-черный фасад с двумя четырехугольными башнями и острым готическим шпилем, в нишах фасада стоят статуи многочисленных королей, а сверху свешивают свои уродливые головы химеры, бросающие вниз, на людей, хищные взоры каменных глаз, – именно таким запомнился Глэдис собор Парижской Богоматери.

– Кстати, – заявил Джек, когда они оказались на крыше собора. – Вон там, слева, находится тюрьма Консьержери, в которой, дожидаясь казни, сидела несчастная Мария Антуанетта, жена… впрочем, к тому времени уже вдова Людовика XVI. А ты знаешь, что в нее был безумно влюблен один шведский офицер? Он отчаянно пытался спасти обожаемую королеву, для чего и организовал бегство всей королевской семьи из Франции, которое не удалось по чистой случайности, из-за рокового стечения обстоятельств.

– Короля по портрету на банкноте опознал сын какого-то почтмейстера, – вспомнила Глэдис.

– Совершенно верно.

– А что стало с тем шведским офицером? – заинтересовалась она. – Кстати, а он действительно был возлюбленным Марии Антуанетты?

– Скорее всего, да, хотя историки на этот счет расходятся во мнениях, – сказал Джек, немного поразмыслив. – Но очень жаль, если между ними так ничего и не было. Представляешь себе: такая любовь, можно сказать, у подножия гильотины, и…

– И что?

– И нечего вспомнить в последние мгновения жизни! Королева была казнена по совершенно гнусному, абсолютно надуманному обвинению в совращении собственного сына. А шведский офицер, вернувшись на родину и дожив до старости, однажды был вытащен из кареты и растерзан взбунтовавшейся толпой. Ну ладно, хватит о грустном. Становись лучше вон к той химере, а я тебя сфотографирую.

Глэдис подошла к химере. Но, всмотревшись в ее ужасную морду, с визгом отбежала и спряталась за Джека.

– В чем дело? – удивился он.

– Она очень страшная, уродливая и противная! Хочу у другой.

– Ну, тогда сама выбирай.

Глэдис выбрала химеру «с видом на Люксембургский дворец», хотя Джек и уверял ее, что задний план все равно получится цветным, расплывчатым пятном.

Потом она тоже сфотографировала Джека. Но вот сделать совместную фотографию им так и не удалось – как назло, поблизости не оказалось других туристов!

Вдоволь налюбовавшись Парижем с высоты собора, они спустились вниз и, приобретя в сувенирной лавке полный набор гипсовых химер, поспешили в аэропорт.

Уже на обратном пути, в самолете, Джек читал полусонной Глэдис стихи Бодлера:

Я в скорбном восторге тебя почитаю,Как небо ночное, сосуд всех печалей.Тем больше тебя я люблю и желаю,Чем больше ночной тебя мрак покрывает,Чем больше себе представляю, как тыСтремишься укрыться во тьме пустоты.Я в страшной атаке иду напролом,Как будто посажен я в клетку со львом.И нежно люблю тебя, зверь мой жестокий,Мне нравится холод моей недотроги… —

и ласково гладил ее волосы.

А потом он рассказал ей историю своей давней любви, странным образом связанной именно с Бодлером. Об этой истории не знал ни один из его друзей или сослуживцев, включая Брайана.

Глэдис была искренне потрясена услышанным, тем более что у этой любви имелось одно совершенно замечательное последствие…

– Все это произошло несколько лет назад, – рассказывал Джек, – когда я по делам службы, а тогда я еще работал в одной фирме, занимающейся торговлей пушниной, случайно оказался в индейском поселке, расположенном на берегу Большого Медвежьего озера, там, где в него впадает река Макензи. Индейцы жили довольно бедно, так что по сравнению с ними я поневоле ощущал себя миллионером. Развлечений в поселке не было никаких, поэтому я начал всерьез заглядываться на местных девушек.

Одна из них меня особенно поразила. Высокая, худая, черноволосая, она обладала на редкость правильными чертами лица и могла бы считаться настоящей красавицей, если бы не постоянная печаль, которая таилась в ее огромных черных, вечно потупленных глазах.

Она никогда не улыбалась! Я так заинтересовался этой печальной красавицей, что начал наводить справки и вскоре узнал ужасную историю. Оказывается, эту девушку, которой едва исполнилось восемнадцать лет, три года назад изнасиловал отчим. Точнее сказать, даже не отчим, а какой-то мерзавец, который сожительствовал с ее матерью.

С тех пор Тереза возненавидела мужчин и даже не помышляла о замужестве, поскольку каждый из них казался ей насильником и негодяем, способным лишь на то, чтобы воспользоваться девушкой для удовлетворения своих животных прихотей. Все местные парни уже поняли, что ухаживать за ней бесполезно, и оставили ее в покое.

Матери очень хотелось выдать Терезу замуж, поэтому каждый новый отказ приводил ее в бешенство, и она набрасывалась на дочь с кулаками. Бедняжка Тереза неоднократно подумывала о том, чтобы сбежать из дому и поступить послушницей в какой-нибудь католический монастырь. Однажды, еще до наступления совершеннолетия, она даже предприняла такую попытку, но ее быстро поймали с помощью полиции и вернули матери.

Я несколько раз пытался заговаривать с ней, но она испуганно шарахалась в сторону. И все-таки мне удалось с ней познакомиться, причем произошло это благодаря Бодлеру. Не знаю уж, каким образом у Терезы оказался потрепанный сборник стихов этого поэта, но она выучила их наизусть, а когда узнала, что мне тоже нравятся его стихи, стала смотреть на меня другими глазами.

Через какое-то время мы даже подружились, тем более что я вел себя тактично и ненавязчиво и, как она мне потом призналась, совсем не походил на какого-нибудь городского сноба, который абсолютно уверен, что ни одна деревенская девушка не сможет перед ним устоять.