Диана Машкова - Дом под снегом (сборник) Страница 20

— Дима, сядь! — Лиза с силой толкнула его в грудь, и он плюхнулся на стоявший сзади диван. — Я на Кипре не буду жить! — Она произнесла эту фразу по слогам.

— А где будешь? — безразлично поинтересовался Дмитрий Львович.

— Как это — где?! — Лиза возмутилась. — В нашем доме. В Москве. Здесь я не могу. Мое место там. Мы же с тобой вместе его строили. Там все родное. Близкие, друзья.

— Здесь тоже познакомишься с кем-нибудь — вся деревня сплошные русские семьи. — Дмитрий отвернулся от жены и уставился в окно.

— Это не семьи! — Лиза нервно сжимала руки. Она чуть было не сказала: «Это — брошенные жены», но прикусила язык. Ей хотелось довести разговор до конца, не срываясь на грубость, истерики и обвинения. — Пойми меня, пожалуйста, Дима, я просто хочу домой!

— Туда нельзя. — Дмитрий Львович повернул к ней лицо и посмотрел прямо в глаза.

— Почему?! — Лиза испугалась. — Тебе что, угрожают? Кто-то хочет тебя убить?

— Нет-нет-нет! — Дмитрий закрыл руками лицо. Кажется, на миг ему стало стыдно. Слишком сильно до сих пор беспокоится о нем жена. — Ни мне, ни вам ничто не грозит. Надеюсь. — Он постучал три раза костяшками пальцев по столу. — Дело совсем в другом. Ты не сможешь там жить.

— Почему? — спросила Лиза.

— У меня неделю назад родился сын. Он там живет. — Дмитрий Львович старался не встречаться взглядом с женой.

Лиза окаменела.

— Я понимаю, — он говорил словно сам с собой, — для тебя это жестокий удар. Но так вышло. Ты слышишь меня? Я влюбился. Уже три года это все. Думаю, ты и сама замечала.

— Один? — Лиза подняла на мужа глаза.

— Что — «один»? — не понял Дмитрий Львович.

— Твой сын. Он живет там один?

— Ну-у-у, нет, конечно, — он смутился. — Со своей мамой.

Лиза подняла к потолку лицо и страшно, почти безумно, рассмеялась. «Вот так, вот так!» — без конца повторяла она сквозь леденящий душу смех.

— Перестань, — Дмитрий не выдержал. — У тебя все будет хорошо. Я тебя не оставлю. А мои дочери — это мои дочери. Они в равной степени обладают всем — моими деньгами, компанией и даже тем, чего я пока еще не заработал.

— При чем здесь деньги? — Лиза не сказала, а простонала. — Детям нужна любовь.

— Не глупи. — Дмитрий посмотрел на Лизу. — Они уже выросли.

— Дима, мы должны развестись. — Стон Лизы повторился.

— Лиза! — Дмитрий медленно поднял на жену глаза и уставился ей прямо в зрачки холодным взглядом. — Не выдумывай. Если ты решила получить официальный развод и известные пятьдесят процентов — не выйдет. Суд не оставит тебе детей. Я сделаю так, что Сашеньку отдадут мне. То есть нам. — Он делал акцент на каждом слове. — Пусть все остается как есть, а?

Лиза не ответила. Она бросилась из гостиной в свою спальню и заперла дверь изнутри. Никто не мог перечить ее мужу, никто не мог стать в схватке с ним победителем, никому не даст он спуску. Раздавит своим непомерным весом, расплющит могуществом и влиянием, разобьет на мелкие частицы и смешает с дорожной пылью. Лиза не была исключением. Она осознала это так внезапно, что буквально задрожала от страха. Ей хотелось, чтобы он поскорее уехал, оставил ее в покое, никогда больше не заговаривал с ней. Ну что, что она сделала в этой жизни не так? Когда, в какой момент все покатилось под откос? И можно ли было что-то в свое время изменить? Сразу принять меры. Разобраться с этой его любовницей. А она, идиотка, пустила все на самотек, хотя и знала, что происходит. Сама виновата, сама! Лиза корила себя, ругала последними словами, хотя в глубине души понимала, что не стала бы она все равно ни с кем «разбираться», даже если бы заранее знала, к чему это приведет. Не ее это все, не ее.

С момента последнего приезда Дмитрия Львовича прошло около месяца. Лиза ощущала это время как неясный, затянувшийся на годы полусон. Сначала она целыми днями лежала в зашторенной спальне, в полумраке и читала при тусклом свете настольной лампы. Вставать не хотелось, выходить на улицу, смотреть на противное солнце и море — тем более. Читала она в основном фантастику — не отрываясь, без перерыва. Брала одну книгу, проглатывала, начинала другую. В голове царила полная каша из героев, сюжетов, магов, воинов, роботов, сражений, миров. Вся эта дрянь снилась ей по ночам, приобретая никому не ведомые доселе формы и сочетания. Пугала, отвлекала и смешивала мозги в экзотический серо-буро-малиновый коктейль. Но главное — позволяла забыться, остекленеть и не реветь дни напролет в подушку, пугая собственную дочь.

Потом Сашенька начала ходить в школу. Лизе пришлось выбраться из спальни — нужно было отвозить и забирать ребенка. Но в промежутке между поездками к школе она все равно ложилась в кровать и кормила свое существо бесконечными вереницами букв-букашек. Если бы не они, думала Лиза, ей бы совершенно нечем было питаться. Умерла бы от истощения и воющей внутри пустоты. Не так-то просто выжить, когда твоя жизнь оказывается не больше чем грудой никому не нужных пыльных черепков. А ведь раньше они чем-то были. Лиза старалась не думать — потому и не отрывалась от книг. Но когда ненужные мысли все-таки прорывались, она только повторяла упорно и зло: «Сама виновата, сама».

Постепенно Сашины школьные заботы захватывали и Лизу. Поначалу в школе было очень трудно — все предметы преподавались на английском языке, дети тоже старались говорить исключительно на английском. Причем — кто во что горазд. Разнообразные акценты и пробелы в знании грамматики так уродовали детскую речь, что сами учителя-англичане не могли порой понять ни слова и только болезненно морщились. Дети тоже чувствовали себя неуютно и понимали друг друга больше благодаря мимике и жестам, чем словам. Необходимость облегчить жизнь своему ребенку возвращала Лизу к действительности. Она упорно, каждый день занималась с Сашей. Сама она английский язык знала в совершенстве и даже дома старалась теперь разговаривать с Сашей преимущественно по-английски. По многу раз повторяла непонятные дочери слова, указывала на соответствующие предметы в доме или просто переводила. А через минуту просила Сашу все это еще раз произнести.

Поневоле Лиза поближе сошлась со своими соседками — они то и дело заглядывали к ней, делая вид, что им что-то понадобилось, — и теперь уже она знала не только истории всех обитателей близлежащих домов, но и вообще всех мало-мальски известных русских семей, купивших в тот или иной период жизни дом на Кипре. С удивлением Лиза обнаружила, что и здесь бывают нормальные истории и прочные полноценные семьи.

Это обстоятельство подействовало утешительно — Кипр перестал казаться ей тюрьмой, прибежищем отринутых и обителью печали. Даже море вернуло себе благодаря этому обстоятельству часть своего притягательного величия. И Лиза снова стала гулять вдоль берега по вечерам.