Диана Машкова - Нежное солнце Эльзаса Страница 21

Первым мужчиной в моей жизни был отец. Нет, не в том извращенном смысле, что приходит в первую очередь в голову современному, изъеденному кислотами невоздержанности и разврата человеку, а в самом обыденном, нормальном, семейном, если так можно выразиться.

Отца я ненавидела всеми фибрами души. С самого рождения. Или, наверное, даже раньше — как только меня зачали в очередном его пьяном угаре. Сколько их еще было потом — этих угаров. Странно, что нам с матерью вообще удалось выжить в их эпицентре. Особенно маме. Когда я повзрослела, она вдруг стала вываливать на меня такие подробности своей совместной жизни с отцом, что меня начинало физически тошнить от ненависти и ярости в адрес этого животного. Видимо, мамина откровенность и стала тогда последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Но это не сразу. Поначалу мы только мучились и терпели. Все решилось потом.

Отец мой с ранней юности был неизлечимым алкоголиком. Все в его семье прекрасно об этом знали, только забыли предупредить мою наивную и бескорыстную мамочку — совсем тогда еще девчонку, — когда практически обманом выдавали замуж за него. Точнее не так, спихивали, сбывали Семена с рук.

«Наследство» свое папаня получил от матери — алкоголички бабы Мани. Не знаю, как медики сейчас относятся к этому явлению: как к физическому недугу или как к дурному влиянию среды. Да мне, по правде говоря, наплевать! По-моему, все просто: хотел пить — вот и пил. А страдали мы. Кстати, кроме любви к спиртному, никакого другого наследства мой непутевый отец от своей семьи не получил: кажется, носового платка ему и то с собой не дали, когда он приперся жить в мамин с бабушкой дом.

Шустрые старшие сестрички отца — Вера и Галя — резонно рассудили, что хватит с них и алкоголички-мамаши. А держать дома мужскую скотину, которая каждый божий день напивается и начинает руки распускать, совсем уж ни к чему. И пока мой будущий родитель отдавал долг родине — то есть в армии служил — они извернулись (я уж не знаю как: то ли деньгами кому-то дали, то ли натурой) и выписали его из родной квартиры, трехкомнатной «хрущобы», где они тогда все вместе жили. Правда, без главы семейства — моего деда. Тот бросил свою беспутную жену, еще когда дети маленькими были: не вынес ее безалаберности, склочности и беспрестанного пьянства. По-моему, дед был единственным нормальным человеком в семье. Но я его толком и не знала.

Так молодой дембель — мой будущий папаша — и оказался, возвратившись в Москву, на улице. Приютили его в общаге техникума, где он начал «учиться». Мать родная и то за него не вступилась: тесно же в квартире. Да сынок еще постоянно норовит драгоценную бутылку отнять. Ну его совсем!

Правда, сестрички в конце концов сжалились над изгоем — он же не виноват, что получился такой, — и на семейном бабском совете решили дураку помочь: то есть просто-напросто его женить. На какой-нибудь покладистой дурочке. Вот и стали приглядываться к ближайшему окружению, чтобы найти молодую, здоровую, порядочную и работящую. И нашли ведь, как назло! Мою бедную мать. Ей едва тогда исполнилось восемнадцать.

Она приехала в Москву вместе с матерью, моей бабушкой, из Твери и трудилась изо всех своих молодых сил на табачной фабрике под чутким начальством одной из отцовых сестер — тети Гали. (Повезло ей, этой моей тетке, что умерла она до того, как я выросла настолько, чтобы осознать ее роль в этом деле. Иначе б устроила гадине веселую жизнь!) Тетя Галя, не будь дурой, сразу поняла, что на наивную и усердную девушку во всем можно положиться. Выяснила, что живет она с матерью в стареньком доме на окраине Москвы, который они купили, продав хороший дом с огромным садом в Твери. Обрадовалась — будет куда братца спихнуть. Да и удача, что мужиков в семье у них нет: никто Семену на все его безобразия толком не ответит. Жалко же все-таки, родная кровь. Хоть и сил уже с ним нет: выписать-то выписали, но ночует по-прежнему то и дело в квартире. Надоел до смерти.

Галина умело взяла скромную девушку в оборот. Каких усилий стоило моей тетке вытащить непутевого братца на танцы в фабричный Дом культуры, где и состоялось запланированное знакомство! Пришлось дураку за его же благо бутылку водки купить. Иначе он никак не соглашался идти. Зато дальше все пошло как по маслу. Отец был юношей статным, если не сказать красивым — внешность у меня от него, — и бедная мамочка влюбилась. Не сказать, чтобы сильно и безрассудно, но достаточно для того, чтобы бегать к «своему Семену» на свиданки и жалостливо навещать его, когда он, по словам Галины, «болел». А на самом деле просто валялся дома пьяный в умат, то и дело сблевывая в поставленный рядом тазик. «Как же мучается, бедняга, — картинно причитали Верочка с Галей, пеняя на якобы язвенный желудок, — и некому пожалеть!» Откуда моей маме, выросшей без отца и вообще мужчины в доме, было знать, что это на самом деле за «язва»?! Она и пожалела.

А предприимчивая Галя за каждое свиданье ленивого братца с намеченной жертвой расплачивалась с беспутным кавалером стаканом водки. И он был счастлив. За стакан-то можно и под луной прогуляться, и девку поцеловать.

Месяц за месяцем мама к отцу привязалась. Да и тот к ней попривык, а проницательная Галя начала то и дело задавать молодым поначалу вроде бы шутливые вопросы: когда ж, мол, мирным пирком да за свадебку? Мама моя скромно опускала глаза и краснела, а отец только по-мужски презрительно хмыкал. Полагая, что тянуть дальше нельзя и на водке она скоро уже просто разорится через полгода таких ухаживаний, Галина убедила в необходимости застольных затрат семью, и начались бурные приготовления к свадьбе. Решено было отмечать в их квартире — чего ради на рестораны какие-то тратиться?! Прыть отцовых сестер не знала границ: лишь бы скорей. А маму, кажется, даже никто ни о чем и не спросил — просто назначили день, созвали гостей, свели молодых для подачи документов в загс. Как же тут возразишь? Люди так ради их счастья стараются. Галина — так та уже с ног сбилась в приготовлениях к свадьбе. К тому ж неудобно и даже невозможно отказать такой хорошей женщине — да еще и собственной начальнице. А что Семен не слишком здоров — так что же с того?! Просто нужен ему хороший уход, диетическое питание и присмотр. Все и пройдет.

Только мама невесты — ласковая и добрая моя бабуля Надя — оказалась вдруг твердо настроена против свадьбы. Она как в первый раз отца моего увидела, так сразу велела маме держаться от него подальше. Просила. Молила. Угрожала. Да куда там! Времена уже были не те, чтобы родителей слушались. Все, что нужно, знал партком. А он на все лады твердил: ячейка общества, ячейка общества. Да и Семен-то ведь говорил, что любит. Жалко ему, что ли, раз Галька велит?! Ради стакана-то!