Елена Арсеньева - Преступления страсти. Коварство (новеллы) Страница 21

И все же в Дижоне агенты Талейрана добились своего…

Сначала мадам Биньоль подзуживала ее, как могла, а вслед за разговорами, призванными снова и снова озлоблять Марию-Луизу против мужа, поблизости от ее дома началась настоящая оргия. И звуки неистового распутства долетали до Марии-Луизы через открытые окна… В Дижоне нашлись три юные красотки, согласные за немалую сумму участвовать в публичном спектакле, который должен был проходить с вызывающим правдоподобием.

В книге «Скандальная хроника Реставрации» говорится: «С этой целью три потаскушки занялись любовью с двумя кучерами и рассыльным из булочной, способными удовлетворить женщину шесть-семь раз кряду без малейших признаков усталости.

Компания расположилась в гостиничном номере и, не щадя сил, приступила к делу. Они не только распутничали, но, согласно инструкции, сопровождали свои откровенные телодвижения громкими непристойностями. Слова, оскорбительные для слуха всякого порядочного человека, нарушая тишину ночи, слышны были на противоположной стороне улицы, в комнате Марии-Луизы.

Вскоре бедняжка, наподобие кошки во время течки, от возбуждения стала царапать ногтями простыни, и тело ее стало судорожно подергиваться, словно она уже принимала участие в сладостной баталии.

К полуночи действия в гостиничном номере стали еще более активными и сопровождались такими изощренными выражениями, что Мария-Луиза, не в силах бороться с собой, выскочила в ночной рубашке из постели и, подбежав к двери, подозвала красавца-часового и быстро впустила его в свою комнату…»

«Талейран сделал все, чтобы погубить эту любовь», – резюмировал Фредерик Масон, однако с выводом он поторопился. До подлинного предательства было еще далеко. Изменив один раз, Мария-Луиза вновь воздвигла вокруг себя стену супружеской верности, черпая силы в воспоминаниях о том, как складывались их отношения с Наполеоном. А складывались они, надо сказать, весьма причудливо!

Дело в том, что Мария-Луиза с самого детства лютой ненавистью ненавидела и Бонапарта, правителя Франции, и французов вообще. Доходило до того, что, когда они с братом, эрцгерцогом Фердинандом, играли в оловянных солдатиков, никто не хотел предводительствовать французской армией. Дети называли французов бандой дикарей и скотами, ведь они казнили любимую тетушку Фердинанда и Марии-Луизы, королеву Марию-Антуанетту, – это раз, а во-вторых, имели наглость разбить армию их отца, австрийского императора Франца, под Аустерлицем. Из-за него австрийское императорское семейство принуждено было покинуть Вену и перебраться в Будапешт, хотя тамошний дворец был куда менее пышен и комфортабелен.

Разумеется, именно чертов корсиканец, Наполеон Бонапарт, был олицетворением всех пороков и злодейств, он был ответствен за те неприятности, что постигли Габсбургов. Однажды, когда битва на ковре в детской закончилась разгромом французской армии, Мария-Луиза взяла булавки и с яростью принялась вонзать их в глаза, нос, шею и грудь маленького солдатика с треуголкой на голове, изображавшего Наполеона.

– Монстр! Чудовище! Людоед! – кричала она.

Потом девочка с силой швырнула фигурку об стену, и та разлетелась вдребезги, а на отлетевшую голову Мария-Луиза еще и каблуком наступила.

Эх, если бы она знала, что придет день, когда это чудовище станет для нее дороже всех людей на свете…

Участь всех принцесс предрешена от рождения. Рано или поздно они в интересах высокой политики вступают в династический брак. Мария-Луиза прекрасно знала, что настанет день, когда, следуя высоким интересам австрийской политики, ей придется выйти замуж за какого-нибудь принца крови. Поэтому она старательно постигала то, что полагалось уметь каждой принцессе: училась играть на музыкальных инструментах и на бильярде, занималась верховой ездой, осваивала изысканные манеры и иностранные языки. Она выучилась говорить по-немецки, по-турецки, по-английски, по-итальянски, по-испански, по-французски, знала латынь – она готова была общаться на родном языке с принцем из любой страны, будь он даже из Древнего Рима!

Однако в те времена пуще всех этих достоинств ценилась добродетель будущей невесты. Она должна быть девственницей!

Император Франц сам был горячим мужчиной и знал, как горяча кровь его сородичей, а потому требовал особенно тщательно оберегать целомудрие Марии-Луизы. А дабы у нее не возникало нездорового любопытства по отношению к лицам мужского пола, были приложены все усилия, чтобы девочка вообще не знала о существовании таких лиц.

По свидетельству того же Масона, «дабы сберечь невинность Марии-Луизы, ее воспитатели в принимаемых ими мерах предосторожности перещеголяли даже казуистов знаменитой испанской школы; их изощренность граничила с дикостью. К примеру, на птичьих дворах разгуливали одни только куры, и никаких петухов; ни одного кенаря в клетках – одни канарейки; в доме держали лишь одних сучек. А книги! На них жалко было смотреть: при помощи ножниц из них вырезали целые страницы, вымарывали строки и даже отдельные слова. И как это цензорам не приходило в голову, что именно это могло навести их воспитанницу на мысль разгадать тайну зияющих пустот…»

Подобные фокусы привели к тому, что эрцгерцогиня в пятнадцать лет искренне считала своего отца женщиной…

Неведомо, чем бы все кончилось, однако австрийская армия потерпела очередное поражение – под Ваграмом, и император Франц решил: чем безуспешно пытаться справиться с корсиканцем силой, стоит попробовать умилостивить его, принеся ему жертву – девственницу-красавицу, как сказочному дракону.

Между прочим, такая мысль приходила не только ему одному.

Между Парижем и Санкт-Петербургом шли тайные переговоры о возможном браке великой русской княжны Анны Павловны и Наполеона. Корсиканец страстно мечтал жениться на настоящей принцессе, принцессе крови, иметь от нее наследника, который состоял бы в родстве со всеми королевскими фамилиями Европы, чтобы упрочить свою династию. Однако вдовствующая императрица Мария Федоровна ненавидела Наполеона и всячески затягивала переговоры, не имея ни малейшего желания отдавать дочь «кровавому чудовищу». Да, это прозвище в Европе было обычным для Наполеона!

Но Наполеон не унимался. Еще в Эрфурте, свидевшись с Александром Павловичем и поразившись его славянской красоте, Наполеон дал понять, что готов развестись с Жозефиной и жениться на сестре русского императора.

Александру идея очень понравилась, и он, недолго думая, написал великой княжне Екатерине Павловне об ожидающем ее счастье. Однако, вернувшись во Францию, Наполеон передумал.