Айра Уайз - Всего один взгляд Страница 22

— О, Керк, рад тебя видеть! — Мужчины пожали друг другу руки. — Могу тебя обрадовать: твоему отцу стало гораздо лучше, чем было в последние недели. Я виделся с ним перед вылетом.

— А я хочу тебя поблагодарить, дядя: ты не давал ему скучать в мое отсутствие.

— Ну что ты, это большая честь для меня. — Честер повернулся к Лайзе и отвесил ей галантный поклон. — Лайза… рад видеть вас снова.

— Благодарю вас. — Лайза принужденно улыбнулась.

Ей хотелось взять Керка за руку, ощутить его молчаливую поддержку, зарядиться его силой, но она сдержалась: подобный жест с ее стороны мог быть расценен как проявление слабости.

Честер повернулся к Дензилу и кивнул. В его взгляде появилась настороженность.

— Добрый день, Дензил.

— Здравствуй, Честер.

Все время, пока длился этот обмен любезностями, Вивьен стояла молча, никак не напоминая о своем существовании. Но Лайза знала, что впечатление тихой скромницы, которое производила Вивьен, обманчиво. Эта женщина виртуозно умела плести интриги и без колебаний использовала это умение в своих целях. Именно благодаря ее ловким махинациям ее сын очень выгодно женился — его женой стала любимая дочь богатого арабского шейха. Свою обожаемую племянницу Дайану, которую удочерила, Вивьен прочила в жены Керку, поэтому вполне естественно, что Вивьен видела в Лайзе врага. И, хотя сейчас жена Честера казалась спокойной, Лайза физически ощущала враждебность, исходящую от этой женщины.

— Рада вас видеть, Вивьен. — Лайза решила держаться вежливо, как подобает хозяйке. — Спасибо, что выкроили время навестить нас здесь.

— О, это честь для меня. — Вивьен ни на секунду не забывала, что их разговор слышат ее муж и Керк. — Мне кажется, вы похудели. Впрочем, Клиффорд упоминал, что вы были больны.

Лайза сомневалась, что отец Керка стал бы рассказывать Вивьен о ее болезни, вероятно, женщина почерпнула информацию от кого-то другого. К счастью для Лайзы, прибыли другие гости — сэр Лоренс Невилл со своей женой Шейлой, до того робкой, что, казалось, без разрешения мужа она не смела даже вздохнуть. За ними появились банкир Филип Прескот и его сын Макс. Для Лайзы появление Макса было как свет в конце тоннеля. Искренне улыбаясь, юноша направился прямо к Лайзе и вместо того, чтобы поклониться или поздороваться за руку, обхватил ее за талию, приподнял над полом и закружил.

— Поставь ее на место! — строго сказал ему отец. — Дензил смотрит на тебя очень сурово.

— Дензил? А почему не Керк? — удивился Макс.

— Керк не волнуется, он знает, что его — то его. Но всем остальным твоя фамильярность тоже не нравится.

Представители противоборствующих группировок были в сборе. Вечер обещал быть каким угодно, только не скучным. Парадный салон на верхней палубе впервые со дня спуска яхты на воду использовался по назначению, как банкетный зал. Гости и хозяева сели за большой овальный стол. Кушанья подавали стюарды в белоснежных смокингах. Вопреки опасениям Лайзы обед проходил в непринужденной атмосфере, в основном благодаря Максу, который не давал свести разговор к обсуждению деловых вопросов.

Но Лайза была непривычно молчалива. Конечно, когда к ней обращались, она отвечала и даже к месту улыбалась — Керк наблюдал, как она с присущим ей изяществом играет роль прекрасной хозяйки, — но иногда Лайза, думая, что на. нее никто не смотрит, позволяла себе ненадолго расслабиться и уголки ее рта опускались. А еще ее выдавали грустные глаза.

Керка кольнула совесть. Это он виноват: выдавал Лайзе информацию по крупицам, и вот теперь она притворяется, что все прекрасно, хотя на самом деле готова убить его за то, что он держал ее в неведении до последней минуты.

Вот Лайза улыбнулась какой-то шутке Макса и шутливо хлопнула его по руке. У Керка сжалось сердце. Ему Лайза давно так не улыбалась. Конечно, на острове она улыбалась, шутила, даже смеялась, занималась с ним любовью, но Керк постоянно чувствовал в ней какое-то внутреннее напряжение, сдержанность, показывавшую, что она больше не принадлежит ему целиком, душой и телом. Душа Лайзы была где-то далеко, и он не мог до нее добраться. Керку хотелось снова и снова объясняться Лайзе в любви, но какой прок от признаний в любви женщине, которая оказалась между молотом и наковальней?

Из задумчивости Керка вывело внезапно воцарившееся молчание. Он огляделся и увидел, что Лайза уставилась в тарелку, а Макс не знает, куда деваться от смущения. Пытаясь понять, что он пропустил, Керк наткнулся на вопросительный взгляд Дензила. У него мурашки побежали по спине. Судя по глазам брата, он пропустил нечто очень, очень важное, и теперь совершенно не представляет, что сказать.

Дензил взял инициативу на себя. Встав из-за стола, он обратился к Лайзе:

— Прошу меня извинить, Лайза, но мне пора уходить.

Голос Дензила звучал совершенно бесстрастно, но человек, хорошо знавший Дензила, сразу понял бы, что он кипит от гнева. Лайза подняла голову и с заметным усилием взяла себя в руки.

— Да, конечно, Дензил.

Керк догадывался, что она не имеет понятия, почему Дензил уходит в разгар обеда. Но он-то сразу понял: Дензил дает Лайзе передышку, в которой та отчаянно нуждается, отвлекает от нее внимание — то есть фактически делает то, что должен был сделать ее муж. Керк тоже встал.

— Прежде, чем ты уйдешь, мне нужно сказать тебе пару слов. Макс, сделай милость, позаботься, чтобы бокал моей жены был полон.

Бедняга с готовностью схватился за бутылку, радуясь, что может что-то сделать. Проходя мимо жены, Керк заметил, что она дотронулась до руки Макса, как будто пыталась без слов сказать, что все в порядке.

— Что я пропустил?! — выпалил Керк, как только братья оказались вне пределов слышимости.

Дензил дал волю своей ярости.

— Если бы я не знал, что Макс сделал это не со зла, я бы его голыми руками задушил! Лайза спросила его о здоровье матери. Вместо того, чтобы просто ответить, он завел длинный и, видно, очень смешной, по его мнению, рассказ о том, как мать целыми днями ждет, когда же его сестра родит. Это Лайза еще перенесла, она даже смеялась в нужных местах. Но потом этот болван ляпнул, что ей самой пора подарить тебе сына и наследника.

— Он не понимал, что говорит, — пробурчал Керк.

— Но самым страшным было даже не это бестактное замечание, а молчание, которое после него повисло. И твоя унылая мина. О чем ты думал, скажи на милость?! Где ты вообще был?!

Дензил очень редко позволял себе говорить с Керком в таком тоне, поэтому его резкость действовала вдвое сильнее.

— Я ненадолго задумался и не слышал, о чем говорят за столом.

— А выражение лица?

— Относилось к моим мыслям. — Оправдания брата не показались Дензилу убедительными.