Джина Кэйми - Измены Страница 23

Лорис стала ощущать себя пришельцем с другой планеты. Не помогла даже смущенная улыбка, вызванная ее видом, у одного из молодых людей, потягивающего пиво в противоположном углу. В оправдание себе она возмутилась, какое он имел право так уставиться на нее, хотя его вид, казалось, тоже не очень-то соответствовал остальным парням.

Как почти у всех ребят, на нем были джинсы, широкий кожаный ремень с клепками на манер вестерна, небрежно сидевшая рубашка и ботинки стиля «вестерн». Но если другие носили джинсы модного покроя, то на нем были избитые классические джинсы фирмы «Левис», и если у тех на ботинках были вставки причудливых узоров из змеиной кожи, его же ровные коричневые ботинки были поцарапанными и пыльными. Если для других «вестерн» был последним писком моды, то для него, Лорис поняла, эта одежда была второй кожей.

У него были действительно жесткие черты лица и тяжелая, мускулистая фигура ковбоя. Чувственный, видимо, сладострастный разрез его рта поэтому был более удивительным. Очевидность присутствия крови американского индейца выражалась в его широких скулах, темных, густых бровях и прямых черных волосах. В нем была какая-то сила, одухотворенность, которая беспокоила и излишне интриговала Лорис.

Откинувшись, Лорис отглотнула свой «Коук» и поймала себя на том, что ей интересно: из-за скромности или высокомерия он не вступает в поднятую дискуссию о современном состоянии театра. Уголком глаза она смогла заметить, что, отвернувшись, он внимательно прислушивается к спору.

— До сих пор еще не сделано ничего оригинального, — заключил бородатый сценарист Боб. — Голливуд налегает на классику тридцатых и сороковых годов. А Бродвей…

— Бродвей не делает ничего, кроме старых постановок и британских вещей, — перебила его Пат, подходя к Лорис.

Недовольный Боб продолжил:

— Долгие годы Бродвей был коммерческим, а сегодняшний Бродвей, бастион авангарда, становится просто порочным. Благодаря нашему президенту, этому второразрядному актеришке, дотации на зрелищные мероприятия были урезаны до минимума.

— Расскажи мне об этом.

Выполнив свои обязанности хозяйки дома, Пат плюхнулась на подушку рядом с Лорис.

— Мои предложения отсылались назад столько раз, что я начала чувствовать себя, как Форд Пинто.

— Это не только вопрос денег, — поправил ее Боб. — Давай посмотрим с другой стороны. Нам, американским артистам-авангардистам, нечего сказать. Победил авторитет, истэблишмент. Нас полностью кастрировали.

— Дерьмо.

С таким коротким, решительным замечанием, смягченным легким деревенским акцентом Кэл Ремингтон наконец-то вступил в разговор.

— Осталось столько недосказанного, что необходимо донести до всех. Но, наверно, легче просто сидеть здесь и ныть и стонать о денежных проблемах, вместо того чтобы что-то делать.

Он с шумом поставил банку с пивом на пол.

— Я не знаю как вы, ребята, но мне больно слушать это интеллектуальное дерьмо каждую субботу.

Кэл поднялся во весь свой рост в шесть футов два дюйма.

— Я думал, что причиной наших собраний здесь у Пат является создание новой театральной труппы. И вместо того, чтобы просто разглагольствовать, почему бы нам всем не положить наши деньги туда, где пока присутствуют только наши языки.

Покопавшись в кармане своих потрепанных джинсов, он вытащил двадцатидолларовую бумажку, на которую предполагал прожить уик-энд. Он знал, что дома у него ни гроша, но все-таки хлопнул ее на рахитичный шаткий книжный шкаф, рядом с которым сидели Пат и Лорис.

— Если мы все будем откладывать по двадцать баксов в неделю, за шесть месяцев с небольшим у нас наберется достаточно денег поставить наш первый спектакль.

На момент воцарилась мертвая тишина и общая нерешительность. Затем Лорис порывисто порылась в кошельке, отсчитала двадцать монет из карманных денег, которые она сберегла за несколько лет учебы, и положила их на его двадцать. Было такое впечатление, будто каждый ждал этого первого порыва, так как сразу все пришло в движение. Как по взмаху волшебной палочки, ожили кошельки и бумажники; Пат вскочила на ноги и поспешила в альков, где хранила деньги на еду.

С кривой усмешкой Кэл опустился на только что освободившуюся от Пат подушку рядом с Лорис.

— Ты твердо уверена в том, что знаешь куда попала?

Лорис заметила, что его глаза, которые на расстоянии казались черными, на самом деле были синими — цвета темного полуночного неба.

— Что ты имеешь в виду? — пролепетала она, ощущая неведомое до сих пор волнение.

— Ты же побывала только на одном из наших собраний. Как ты можешь понять, что мы те люди, которые тебе подходят?

Прежде чем она успела ответить, он прибавил:

— Или ты всегда такая… — он посмотрел ей в глаза.

— А что это у тебя — порыв, благородство?

Кэл с удовлетворением заметил, что за ее скромной осторожностью было большое духовное начало; он был уверен в этом. Он безразлично — так ему хотелось, чтобы это выглядело, — пожал плечами:

— Полагаю, что это профессиональный азарт заводилы. Ты всегда пытаешься вычислить побуждения людей?

— Ты говоришь, словно сам рассчитываешь на дальнейшие побуждения.

Он совершенно не ожидал увидеть восприимчивый ум за такой прелестной мордашкой. Что-то предостерегало его от продолжения разговора; может, это было из-за явного тяготения, которое он почувствовал к этой девушке. Его личная жизнь была и так донельзя перекрученной.

— У нас у всех существуют неоспоримые причины, для чего мы говорим или делаем что-то, — настаивал он, совершенно не понимая, почему он оправдывается перед ней. — Обычно очень запутанные, скрытые причины.

Лорис поймала себя на том, что ей было интересно узнать, какова же причина его нежелания верить людям. Или его недоверие относится только к женщинам?

— Моя причина крайне проста, — сказала она ему.

Ей совсем не хотелось, чтобы он решил, что это связано с ним или с его нетерпимой речью, потому что это было действительно не так.

— Мы с Пат много лет подряд говорили о создании нашей собственной труппы.

— Ты подруга Пат?

— Ее лучшая подруга. Мы вместе выросли.

— Пат — настоящий человек, — недвусмысленно заявил он. — Лучший среди людей.

— Я всегда так думала.

Будто бы разговор о ней требовал ее обязательного присутствия, Пат ринулась из алькова, неся пустую банку из-под кофе, в которой она обычно копила деньги. Она обходила с ней всех, как со шляпой. Пока воодушевленные актеры бросали туда свои вклады, она записывала их имена в блокнот, делая пометки о тех, кто обещал, что принесет деньги на следующее собрание.