Аманда Мэдисон - Полная капитуляция Страница 24

— Скажи мне, что я должна сделать, Рубен. Если хочешь испытать меня, назначь испытание…

— Да замолчи же ты, черт бы тебя побрал!

Энн понимала, что еще немного — и она сорвется. В отчаянии она опустилась на колени и стиснула руки в молящем жесте.

— Позволь мне доказать, что я достойна доверия, — взмолилась она. — Я буду во всем тебя слушаться…

Рубен рывком поднял ее с колен. Глаза его яростно сверкали.

— Как я могу тебе доверять, когда ты только и делаешь, что гнешь свою линию? — прорычал он. — Ты же ведешь себя, как ненормальная! Мне не нужна жена, которая не умеет себя вести…

— Но ты же сам довел меня до этого! Заставил унижаться, вымаливать, пресмыкаться перед тобой. Я твоя. Считай, что я ничем не лучше твоих содержанок, которые услаждают тебя в часы досуга. Я готова на все, чтобы тебя ублажить. Позволь мне доказать это.

На лице Рубена едва заметно дернулся мускул. Он извлек из кармана пиджака какие-то бумаги и протянул Энн.

— Тогда подпиши это, и на том закончим.

Ногти Энн с силой впились в ладони. Почему-то ей было страшно дотронуться до бумаг, словно в них пряталась ядовитая змея.

— Что я должна подписать?

— Документы о разводе. — Безразличие, прозвучавшее в его голосе, уязвило Энн до глубины души. — Адвокаты посоветовали мне развестись с тобой, — сухо продолжал Рубен. — Ты меня слишком дискредитировала. Весь остров знает, что я не могу с тобой справиться. Кроме того, слух о твоей неверности оказался очень живучим. В общем, здесь тебе больше нет места. — Энн была не в силах вымолвить ни слова. После вчерашнего?! Неужели он на такое способен? — Я, разумеется, обеспечу тебя материально. — Рубен сделал шаг к ней, бумаги в его руке как-то зловеще хрустнули.

Похолодев с головы до ног, Энн обхватила себя руками за плечи.

— А Стивен? — Ее голос упал до еле слышного шепота, напоминавшего шелест сухих листьев.

— Он останется со мной. Подпиши, — безжалостно продолжал Рубен, — подпиши, и уже после обеда ты будешь сидеть в самолете на пути домой, к своей долгожданной свободе.

Энн услышала в голове неясный шум — это гудела пустота. Медленно, очень медленно она покачала головой, словно пытаясь избавиться от этого гула.

— Не подпишу. Ни за что.

— Это в твоих же интересах.

— Нет, это в твоих интересах. Какая же я мать, если откажусь от своего ребенка?

— Я устрою так, что ты сможешь с ним видеться.

— Не пойдет.

— Матери часто так поступают.

— Только не я. Стива я не оставлю. Ни за что!

— Ребенок привыкнет. Он освоится даже скорее, чем ты думаешь.

— Ребенок?! — Энн охватила ярость. Как бездушно он произносит это слово! — Это не просто «ребенок», Рубен. Это твой сын, это мой сын, это наш ребенок, в конце концов! Я не уеду без Стивена.

— А я его не отпущу.

— Тогда я остаюсь. — Вся дрожа, Энн выхватила документы из руки Рубена и, прежде чем он успел опомниться, порвала их на мелкие кусочки. — Я ни за что не разведусь с тобой. Если ты собираешься держать Стивена у себя, то придется тебе терпеть и меня тоже. Ни на что другое я не согласна, Рубен. Стивен всегда будет со мной. Всегда!

Наконец-то она сумела заставить его потерять дар речи. И слава Богу. Ибо, что бы он сейчас ни сказал, Энн не могла ручаться, что сумеет и дальше держать себя в руках.

Напряженное молчание окутало их плотной завесой. Когда Рубен наконец заговорил, его голос прозвучал спокойно, почти задумчиво.

— Всегда?

— Всегда.

— И ты сделаешь ради сына все что угодно?

Как же мало он знает о силе любви! Энн выпустила из рук обрывки бумаги, и они посыпались на пол. Закинув голову, она пристально вгляделась в лицо мужа. Но Рубен стоял против солнца, и лица было не разглядеть. Он лишь нависал над ней тяжелой неподвижной глыбой.

— Я умру ради него. Не задумываясь.

— Ах, даже так?

— Не раздумывая! Ты этого от меня хочешь? Чтобы я принесла последнюю жертву?

— Господи, да нет, конечно! — Рубен даже отшатнулся. Затем его лицо снова замкнулось, и, отвернувшись, он стал смотреть куда-то вдаль. — Как же далеко мы ушли от того, что было.

Он сказал это совсем тихо, почти шепотом, но его слова будто подхватил ветерок и донес до Энн. Этот шепот проник ей в самое сердце, наполнив его неожиданной нежностью. «Как же далеко мы ушли от того, что было». Неужели в его голосе действительно прозвучало сожаление? А в глазах, когда он мимоходом глянул на нее, действительно мелькнула тоска, или ей померещилось? В горле Энн застрял комок, в глазах защипало.

— Тебе лучше вернуться к себе, — не оборачиваясь, глухо произнес Рубен. — Мы поговорим позже. Даю тебе слово.

Все сложилось совсем не так, как он ожидал. Он готовился к слезам и яростным обвинениям, она упала к его ногам, готовая принести любую жертву ради сына. Это Рубена обезоружило. Он тяжело сглотнул, стараясь избавиться от горечи во рту. Да, он победил, но победа не принесла радости, как и ощущение власти, в особенности после того, что произошло между ними прошлой ночью. Ведь он отчаянно хотел ее, жаждал почувствовать всю целиком, прикасаться к ней, ощущать вкус ее кожи.

Воспоминание об этом почти непреодолимом желании привело его в ярость. Как мог он желать женщину, к которой у него нет доверия? Как мог страстно тянуться к той, что предала его, публично опозорила, нарушила все клятвы, которые он считал священными? Рубен едва сдерживался, он был в бешенстве, но гнев сейчас был направлен исключительно на него самого.

Энн всегда была не такой, как те женщины, с которыми ему доводилось встречаться. С самого начала она была особенной: одновременно нежной — и отважной, невинной — и страстной, романтичной — и решительной. А в целом — удивительно волнующей. Она мечтала покорить весь мир, и Рубен был готов принести его ей на серебряном блюде. Он думал, что сможет дать ей все, но…

В дверь кабинета постучали, и Рубен отозвался, зная, что на это мог осмелиться только Марсело.

— Тут еще бумаги по поводу развода, — сообщил Марсело, входя в кабинет. Он подошел к письменному столу хозяина и положил на стол пачку документов. — Вам осталось поставить свою подпись.

Рубен тупо смотрел на лежащие на столе документы. Он уже не был уверен, что готов последовать советам адвокатов.

— Спасибо.

— Полагаю, вы могли бы заставить и ее все подписать.

Заставить, устало подумал Рубен. Сила, снова сила. Заставить ее подчиниться, силой уложить в постель, сломать ее… Ему вдруг стало противно: невелика честь — злоупотреблять властью над слабой женщиной. И кто это сказал, что месть сладка? Если так, то почему он не торжествует, почему так горько на душе?