Делла Сванхольм - Сладкий капкан Страница 24

И вдруг она просияла, вспомнив: ведь в подсобке ресторана висит шикарный брючный костюм из синего шелка, подаренный ей Антуаном! Антуан так мечтал, чтобы она когда-нибудь надела его и они вместе пошли бы куда-то… Но к время для этого еще не наступило. А вот пойти сегодня в оперу в этом костюме будет в самый раз. Сейчас она туда заскочит, заберет костюм, а потом — в салон навести блеск. Да, она все успеет и будет выглядеть вечером сногсшибательно.

Сев в машину, Николь вернулась в ресторан и быстро прошла в подсобку. К счастью, дверь была не заперта, так что ей не пришлось возиться с ключами.

Войдя в темное помещение, Николь попыталась отыскать выключатель, а когда глаза ее привыкли к полутьме, остолбенела. На диванчике в недвусмысленной позе сплелись Патрик и Ингрид.

Заметив Николь, Ингрид панически взвизгнула:

— Держи ее, Патрик! А то она настучит Антуану! А мне это совсем не нужно!

Одним прыжком Патрик оказался радом с Николь. Она увидела его глаза, затуманенные желанием. В них было и еще что-то, что заставило Николь подумать: он употребляет наркотики!

— Ну вот, милая, мы и встретились, — притворно-ласково произнес Патрик, крепко схватив ее за руку. — Ты не хотела тогда по-хорошему. Но теперь ты сама пришла сюда. — Его глаза плотоядно блеснули. — Сейчас я буду иметь тебя здесь сколько захочу, пока мне не надоест.

Он закрыл дверь изнутри на два поворота ключа, снова шагнул к Николь и одним движением разорвал на ней блузку.

— Не смей дотрагиваться до меня, ты, ирландская свинья! — завизжала Николь, инстинктивно пытаясь прикрыть свою наготу.

Патрик ударил ее по лицу и скомандовал Ингрид:

— Помоги же мне! Держи ее за руки! — Он швырнул Николь на пол, стянул с нее брюки и взгромоздился сверху.

Николь не могла шевельнуться. Руки ее были прижаты к полу железными пальцами Ингрид. Лицо горело. Из уголка рта тянулась струйка крови.

— Мне это нравится! — осклабился ирландец. — Очень пикантно. И так возбуждает!

Он быстро и грубо вошел в нее. Николь закричала от боли. Но Патрик, находившийся под воздействием афродизиаков, ничего не услышал. Он яростно задвигался в Николь, мыча от удовольствия. Ингрид, наблюдая за этой сценой с огромным интересом, тоже возбудилась и закричала:

— Я тоже хочу ее ласкать! Пусти, теперь моя очередь!

— Ты что? — оторопел Патрик. — Ты ж не лесбиянка!

— Это все отвар твоей бабки-друидки. Он так на меня действует, что я хочу всех — и мужчин, и женщин. И я ненасытна в своем желании, — прохрипела Ингрид. Глаза ее расширились от вожделения. Оттолкнув Патрика, она опустилась на колени радом с Николь и стала облизывать ее груди, а потом спустилась к животу.

Николь чуть не стошнило от отвращения. Но смелость ее куда-то улетучилась, и она жалко пробормотала:

— Отпустите меня, пожалуйста! — Ее губы задрожали. — Я ничего не скажу месье Лану.

Ирландец и Ингрид переглянулись.

— Ничего и никогда, — тяжело дыша, потребовала Ингрид. — И чтобы я тебя здесь в Бордо больше не видела!

— Обещаю, только отпустите, — взмолилась Николь.

— Отпустим, так и быть. Мы люди добрые, — хмыкнула Ингрид. — А пока тебе придется немного потерпеть. — И она укусила Николь за грудь.

Боль была настолько сильной, что девушка потеряла сознание.

Когда она временами приходила в себя, то видела склонившиеся над ней попеременно лица то Ингрид, то Патрика, ощущала их руки, шарящие по всему ее оскверненному телу, их возбужденное дыхание. Видела какие-то вспышки света.

Наконец садисты устали и откатились от нее в разные стороны. Ингрид кинула ей полотенце:

— Оботрись. У тебя все бедра в крови. Оказывается, ты была девственницей.

Патрик О'Коннор загоготал, а Ингрид продолжала:

— Ну что с тебя взять с деревенщины! Я вот потеряла девственность в двенадцать лет. И с тех пор получала полное удовольствие от жизни!

Николь молчала. Перед ее глазами плыли круги.

— Учти — мы тебя все время фотографировали. — И Патрик показал ей фотоаппарат. — Только пикнешь — и мы отошлем твои фото в желтую прессу. Не отмоешься от позора! А мы еще и денег заработаем.

Николь продолжала молчать.

— И запомни: одно слово Антуану — и я порежу тебя на куски, — зловеще произнесла Ингрид. — Я была лучшей работницей на рыбозаводе в Гренландии. Разделывала тушки больших рыб всего за несколько секунд. Так что до сих пор владею ножом виртуозно. На то, чтобы превратить тебя в фарш, у меня уйдет не больше минуты. А потом, — засмеялась она дьявольским смехом, — мы погрузим то, что от тебя останется, в полиэтиленовые мешки и отвезем в море. Хищные морские рыбы растащат эти лакомые кусочки за несколько минут!

В глазах Ингрид было столько жгучей злобы и ненависти, что Николь поняла: эта женщина и в самом деле способна на все.

Патрик подошел к двери, отпер ее, а потом с гаденькой улыбочкой произнес:

— Вали отсюда, шлюха перигорская! Больше я в твоих услугах не нуждаюсь. — И вытолкал еле стоявшую на ногах Николь в коридор.

… Николь не помнила, как добралась до автомобиля, припаркованного во дворе. Хорошо, что сейчас поздняя осень и темнеет рано, пронеслось у нее в голове. Она вытащила из сумки расческу и стала машинально расчесывать свои спутанные волосы. Она действовала механически, еще не отдавая себе полного отчета в той трагедии, которая произошла. Наткнулась на мобильник, который совсем недавно получила в подарок от Антуана. Как давно это было! С тех пор прошла целая вечность! И она выбросила мобильник в окно.

Он мне больше не понадобится, сказала она себе. Мне ничего больше не понадобится. Все кончено!

Собрав всю свою волю в кулак и не обращая внимания на жгучую боль во всем теле, она выехала со стоянки. Прочь отсюда! Прощай, Антуан! Пути назад больше нет.

По дороге Николь несколько раз останавливалась, чтобы протереть разбитое лицо и попытаться привести хотя бы в относительный порядок одежду. На разорванную блузку она натянула куртку. Наконец она не выдержала. Слезы градом полились у нее из глаз. Она даже не предполагала, что в человеке может быть столько слез. Потом зарыдала в голос. А потом завыла как зверь. Мысли ее все возвращались назад, в проклятую подсобку, где ее насиловали Патрик и Ингрид. И она раз за разом переживала весь ужас и всю мерзость надругательства над собой.

В конце концов слезы иссякли. Она еще раз протерла лицо, с трудом вновь завела машину и поехала вперед.

Добравшись до дома дядюшки Бено, она долго сидела в машине. Выйти не было никаких сил. Наконец, не выдержав, он сам, скособочившись от боли в пояснице, доковылял до машины и распахнул дверцу.