Шэрон Кендрик - Итальянский любовник Страница 25

– Тошнит? – хрипло переспросил он. – Ты не говорила мне об этом!

– Не говорила. Для беременной женщины это обычное явление.

– А ребенок?

Его лицо выглядело таким растерянным, что Ева поневоле смягчилась.

– С ребенком все прекрасно, – сказала она. – Это действительно так. Я часто хожу к врачу. Она говорит, что я здорова как бык, ну, и все остальное, что принято говорить беременным женщинам!

Внезапно он понял, что его главным чувством, поглотившим на миг весь его разум, была благодарность за то, что она выбрала врача—женщину! Если он не имел возможности смотреть на ее голый растущий живот, то и не хотел, чтобы какой—то другой мужчина – будь то даже доктор – имел такую возможность.

– Новую передачу создали специально для меня, – продолжала она.

– Чтобы вся страна могла принимать участие в твоей беременности! Отлично! Все включены. Кроме, разумеется, отца ребенка.

– Оставь. Это региональный канал! Не вся страна смотрит!

– Ты нарочно не хочешь понять сути?

Принесли их заказ. Над горячей рыбой вился ароматный парок.

– Прости, а в чем суть?

Он вздохнул. Ева была сильной женщиной, он это сознавал. А также невероятно гордой и независимой.

И еще упрямой. Все равно, это было как гром среди ясного неба – вдруг выяснить, что он ей совсем не нужен!

– Кто знает, что я отец ребенка?

Ева молчала.

– Ева?

Глаза их встретились.

– Я сказала только Лиззи, – призналась она. – Даже Майку не говорила, хотя, думаю, она ему уже рассказала.

Ева вспомнила реакцию Лиззи. Та была не удивлена, а, скорее, шокирована.

– Не могу сказать, что это твоя вина, – бормотала она, глядя на Еву в вопросительном ожидании.

Глупо было бы делать вид, что она не понимала безмолвного вопроса подруги.

– Все кончено, – сказала она спокойно.

Лиззи не могла скрыть досады.

– И ты довольна ситуацией?

– Вполне, – сказала она с оптимизмом, возможно слегка наигранным.

– Ну, тогда все в порядке. Соответствует духу времени!

Лиззи заговорщицки наклонилась вперед.

– Возможно, все даже к лучшему! Майк говорит, что Лука Карделли широко известен в итальянской прессе. Репутация у него еще та! Но нечему удивляться, да? Наш итальянский друг относится к тому типу мужчин, в которых нельзя влюбляться!

– Это точно, – серьезно согласилась Ева.

Рассказывай, рассказывай мне об этом, Лиззи, думала она про себя. Мне просто необходимо сейчас слушать такие вещи.

Лука пристально на нее смотрел. Так она не объявила, кто был отцом ребенка! Он—то думал, что это давно уже общеизвестный факт.

– Только Лиззи, – повторил он. – Может быть, тебе стыдно, что я отец твоего ребенка?

– Не делай из себя посмешище!

– Тогда почему ты держала это в тайне?

Она со звоном положила вилку.

– Потому что не была уверена, собираешься ли ты участвовать в жизни ребенка. И я подумала, что если нет, то лучше уж никому не знать правды. Особенно тем, кого это мало касается. Я не хотела, чтобы каждый показывал на меня пальцем и высказывал обо мне поспешные суждения.

Он подумал, что замужество легко смогло бы решить эти проблемы. Но она столь твердо, столь решительно отказалась.

– Мне кажется, ты должна это открыть, – сказал он. – Расскажи всем или не говори никому, но не уклоняйся от ответа на этот вопрос. Ребенок будет знать, кто его отец. Лучше, чтобы и остальные тоже знали.

– Это не так просто, – спокойно сказал она, и продолжила, заметив в его глазах вопрос, – из—за специфики моей работы моя личная жизнь как на ладони. Поэтому на вопросы людей о том, кто отец ребенка, я ответила раз и навсегда – "без комментариев".

Он тихо выругался.

– И ты этим довольна?

Ева пожала плечами.

– Так уж обстоят дела.

Но он же еще мог все изменить! Заметив еле уловимые морщинки вокруг ее глаз, он решил, что еще не пришло время.

– Ты ничего не ешь! – мягко, но укоризненно сказал он и тут же нахмурил брови. – Ты хорошо питаешься, Ева? Так, как надо?

– А что?

Он посмотрел неодобрительно.

– По тебе не заметно, что ты беременна.

– Я знаю. Это бывает у некоторых женщин, чаще у худощавых, спортивных. Вероятно, что—то подобное и у меня.

Она подумала, что рассуждает как мать—героиня, хотя это была ее первая беременность.

Как, однако, успокаивает, когда есть возможность обсудить вещи такого рода с кем—то, кому есть до этого дело. И даже если Луке нет дела до нее самой, то он определенно обеспокоен судьбой ребенка.

– Так ты хорошо ешь?

Он не собирался слезать с этой темы.

Это настойчивое внимание к тому, как она питается, тоже было приятно. Это ведь не доктор спрашивает. У врача профессиональный интерес, а тут личный, живой.

Она подцепила вилкой кусочек рыбы и начала жевать, как послушный ребенок.

– Ем я как лошадь. Рыбу, фрукты, овощи, шелушеный рис. И, конечно, вишневое мороженое для ровного счета. – Она улыбнулась ему. – Это тебя удовлетворяет?

Он выпил воды. Удовлетворяет ли это его? Он даже припомнить не мог, когда в последний раз был таким неудовлетворенным, физически и морально. Он поднял на нее глаза, и Ева прочитала в них уважение, пусть и с долей ехидства из—за насмешливой улыбки, которой он скривил губы. Он выглядел таким неотразимым, что она почувствовала неожиданное желание быть ему полностью послушной и сказать, что все будет хорошо. Но она сама не была в этом уверена, а говорить впустую не могла. Она боролась с непреодолимым побуждением спросить его, не могут ли они просто забыть все те события, которые привели их в эту запутанную ситуацию, и начать все с нуля. Но и этого она не могла сделать. Слишком многое произошло, и скоро должен родиться ребенок. Ей нужно было защититься от боли, не ради себя даже, а ради ребенка. Мать с разбитым сердцем не сумеет должным образом напитать соками свое дитя. Еще она хотела научить своего ребенка – их ребенка – самым важным вещам, одной из которых была честность.

– Ты так и не сказал мне, что думаешь о ребенке, который должен родиться, – тихо сказала она. – Кроме гнева, разумеется.

Он вспомнил, что ярость поглотила его тогда, как огромное вспыхнувшее пламя.

– Гнев давно прошел. Мне не стоило так реагировать.

– Думаю, это была естественная реакция. – Ее глаза светились. – И что пришло на смену гневу?

Это было для него сложным вопросом. Он не привык подменять слова эмоциями, но последние его чувства казались ему очень важными. Он был обязан ей о них сказать.

– Гордость, – ответил он. – И волнение.

Ева смотрела на него в изумлении.

– Ты удивлена?

Он поднял брови.

– Так и есть.

Она почувствовала сильный жар внутри. Какие нужные, какие замечательные слова гордость и волнение.