Дафна дю Морье - Улыбка фортуны Страница 27

Двое застреленных валялись возле телеги. Их тела служили уликой, и Гарри отволок их в костер. Джо Мерлин впряг лошадь, оба без слов взобрались на телегу, и она тронулась с места.

Лежа на спине, Мэри смотрела на низкие облака. Темнота рассеялась, утро было пасмурным. Она слышала шум прибоя; он постепенно удалялся и слабел. Начинался прилив. Ветер тоже утих. Пахло сырой землей и прелой травой, лег густой туман. На лицо Мэри снова упали капли дождя. Издалека донесся веселый перезвон колоколов, в холодном воздухе утра он звучал как-то странно, нелепо. Мэри вспомнила, что наступило Рождество…

12

Квадрат окна был ей знаком. Мэри смотрела на него, напрягая память и пытаясь понять, почему больше нет дождя и ветра. Видимо, карета остановилась где-нибудь в лощине, на берегу. Предстояло снова выбираться через окно и падать на землю, потом — путь по лощине наверх и схватка с бродягой Гарри. А внизу, на берегу, группа мерзавцев ждет, когда неуклюжий корабль войдет в бухту… Мэри застонала и повернула голову. Она увидела знакомую стену со следами гвоздей.

Она лежала в своей спальне в «Джамайке-Инн». Вид этой ненавистной комнаты все же успокаивал — здесь не было дождя, ветра и бродяги Гарри.

Если сейчас к ней придет смерть — она ее не испугает: жизнь потеряла для Мэри всякий смысл. Над ней склонилось чьей-то лицо, и она вжалась в подушку, прикрывшись руками: в памяти ожил слюнявый рот бродяги Гарри с гнилыми зубами.

Ее осторожно погладили по руке, и она увидела голубые испуганные глаза. Это была тетя Пэйшнс. Они обнялись. Мэри плакала долго и неутешно. И тогда природа снова взяла верх, и девушка ощутила, как жизнь возвращается к ней.

— Вы знаете, что там было? — повторяла Мэри, и тетя Пэйшнс сжимала ее руки. Глаза у нее были, как у провинившейся собаки.

— Сколько времени я лежу здесь? — поинтересовалась Мэри и получила ответ: второй день. Некоторое время она раздумывала. За этот срок могло многое случиться, а она лежала здесь, беспомощная.

— Надо было меня разбудить, — сказала она, отводя руки тети. — Я не ребенок, у меня дела, как вы не понимаете!

— Ты не могла пошевелиться, — сказала тетя Пэйшнс. — Ты была вся окровавлена и избита. Я думала, что ты серьезно ранена, но, слава Господу, ничего страшного. Порезы заживут, а долгий сон пошел тебе на пользу.

— Вы знаете, кто это сделал? Вы знаете, где я была?

Отчаяние сделало ее жестокой, она не могла сдерживаться и начала рассказывать о людях на берегу. Глаза пожилой женщины наполнились ужасом, и Мэри не стала продолжать. Она села и опустила ноги на пол. Голова болела и кружилась.

— Мэри, умоляю тебя, не зли его больше. С того времени, как он вернулся с тобой, бледный и страшный, с пистолетом в руке, дверь гостиницы закрыта. Я знаю, ты видела ужасные вещи, но, Мэри, разве тебе не понятно, что, если ты спустишься сейчас вниз, он может снова ударить тебя, может даже убить…

— Тетя Пэйшнс, я уже и так слишком многим поступилась ради вас. Кем бы ни был для вас дядя прежде — сейчас это не человек. Это зверь, обезумевший от бренди и крови. Он убивал людей там, на берегу, разве вы не понимаете? Люди тонули в море. Эти ужасные картины будут преследовать меня до самой смерти!

Голос Мэри звучал все громче, она была на грани истерики. Тетя Пэйшнс напрасно умоляла ее говорить потише. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился хозяин «Джамайки-Инн». Он упирался головой в притолоку и глядел на женщин. Лицо его потемнело и осунулось, над глазом красовалась кроваво-красная рана.

— Мне показалось, что я слышу голоса во дворе, — сказал он. — Я посмотрел в окно, но никого не увидел. Вы что-нибудь слышали отсюда?

Ему не ответили. Тетя Пэйшнс покачала головой. Джо Мерлин уселся на кровать и поднял голову, прислушиваясь.

— Он придет, — сказал хозяин, — он должен прийти. Я сам себе перерезал горло — я пошел против него. Он предупреждал меня, но я лишь посмеялся над его словами. Мы все, считай, уже покойники — вы и я. Игра закончена. Почему вы позволяете мне пить? Почему вы не переколотите все эти чертовы бутылки и не запрете меня на ключ? Я бы не тронул вас пальцем. Но теперь уже поздно.

Он смотрел на них налитыми кровью глазами. Женщины были потрясены: они никогда не видели его таким.

— Что вы имеете в виду? — спросила Мэри. — Кого вы боитесь? Кто предупреждал вас?

Джо покачал головой.

— Нет, — отвечал он, — я сейчас не пьян, Мэри, и мои тайны останутся при мне. Но я скажу одно: тебе тоже не вырваться, ты теперь точно так же замазана в этом, как и Пэйшнс, теперь у нас кругом враги. С одной стороны, закон, а с другой… — Он замолк, глядя на Мэри. — Хочешь узнать, не так ли? — сказал он ядовито. — Ты бы выскользнула из дому с этим именем и выдала меня? Тебе очень хочется видеть меня повешенным. Ну что ж, я не могу осуждать тебя за это: я сделал достаточно, чтобы ты запомнила меня по гроб жизни. Но ведь я и спас тебя, не так ли? Подумай, что эта свора могла сделать с тобой, если бы меня там не было? — Он засмеялся и сплюнул на пол. — За одно это ты должна быть мне благодарна. Никто не дотронулся до тебя в ту ночь, кроме меня. Это я попортил тебе личико. Порезы скоро заживут. Черт побери, но ты же знаешь, что я мог бы с тобой сделать еще тогда, в первые дни, если бы захотел. Ты же все-таки женщина. И сейчас ты бы валялась у меня в ногах, как твоя тетка. Пошли отсюда. Здесь сыро и воняет.

Он поднялся и потянул ее за собой к двери. Когда они вышли на лестницу, он прижал Мэри к стене. Свеча освещала ее израненное лицо. Мэри, несмотря на отвращение, выдержала взгляд Мерлина. Хозяин отпустил ее и задул свечу. Женщины без слов спустились за ним.

Он прошел на кухню, где дверь и окна были закрыты наглухо, проверил запоры, достал из кармана трубку и принялся набивать ее табаком.

— Нам нужно продумать план, — объявил он. — Мы тут сидим уже три дня, словно крысы в клетке, и ждем, когда нам свернут шею. С меня довольно. Если уж будет драка, то, черт побери, лучше принять открытый бой. Гарри вполне надежен, но и он расколется, если решит, что в этом для него есть какая-то выгода. Все остальные рассеялись по округе и поджали хвосты, словно паршивые псы. Я тоже напуган — вы должны это понимать. Нам крупно повезет, если мы выберемся отсюда без поножовщины. Ты можешь и дальше строить рожи, Мэри, но тебе и Пэйшнс придется так же плохо, как и мне.

Пэйшнс дотронулась до его рукава.

— Что тебе? — грубо спросил он.

— Почему мы не можем убежать сейчас, пока еще не поздно? — прошептала она. — Тележка в конюшне, мы через несколько часов будем в Девоне.

— Чертова дура! — крикнул он. — Ты что, не понимаешь, что вдоль дороги в Ланстон расставлены люди, которые только ждут случая, чтобы пришить мне все преступления в Корнуолле? Вся округа уже знает, что случилось на побережье в ночь перед Рождеством, и если они увидят, что мы смываемся — это же будет уликой против нас. Хороши же мы будем, когда поедем на тележке, поверх всего барахла, словно фермеры на ярмарку, помахав ручкой на прощание ланстонскому сквайру! Нет, у нас есть один шанс на миллион. Нам нужно сидеть тихо, заглохнуть. Они начнут разнюхивать и разведывать. Им нужны надежные улики, прежде чем они сюда сунутся. И покуда кто-нибудь из этой поганой своры не проболтается, нам ничто не угрожает. Да, там в бухте целый корабль, разбитый о скалы, а на берегу валяются сундуки, сваленные кем-то и подготовленные к погрузке. Еще они найдут два трупа, обгоревшие до костей, и кучу золы. Все это выглядит подозрительно, даже очень, но где доказательства? Ответьте мне. Я провел Сочельник как уважаемый человек, в кругу семьи, играя в снэпдрэгон[1] со своей племянницей.