Кэтрин Гарбера - Владычица грез Страница 27

Адам промолчал, желая, чтобы она продолжала говорить, и опасаясь, что усугубит положение вещей; попытавшись что-нибудь сказать в свое оправдание.

— Ты убедил меня в том, что заметил меня как женщину благодаря моему поведению перед администрацией, но ты все время интересовался мною, считая меня этакой угнетенной старой девой!

— Я никогда так не думал.

Теперь ее трясло.

— Но это было правдой. Адам, я ни с кем не встречалась вот уже более пяти лет. До тех пор, пока не начала работать в «Треммел-Боуэн» и не увидела тебя. А потом я потеряла голову…

Адам чувствовал себя польщенным, однако знал, что Грейс, мечтая о нем, никогда не видела реального человека.

— Я не могу быть мужчиной твоей мечты.

— А я никогда не просила тебя об этом.

— Ты только что это сделала. Извини, что огорчил тебя, но всем когда-нибудь приходится иметь дело с иллюзиями.

— Не всем. Только тем из нас, кто витает в облаках.

— Всем, — отрезал он, приблизившись к ней. — Просто потому, что, если моя жизнь на первый взгляд кажется идеальной, это не значит, что так оно и есть на самом деле.

Грейс выглядела так, как будто ее застали врасплох. Она снова отступила назад, на сей раз ближе к краю террасы, и отвернулась. У Адама перехватило дыхание. Ему хотелось любить Грейс до тех пор, пока не уйдет ее грусть и злость оттого, что ее личная жизнь стала достоянием общественности.

— Прости меня, но ты прав. Я превратила тебя в идеального, как звезда экрана, современного принца на белом коне.

Он подошел сзади и положил руку ей на плечо.

— Не извиняйся. Я хотел быть таким для тебя. Но я всего лишь человек и допускаю промахи и ошибки. И в отличие от героя мыльных опер, не умею исправить их за полчаса, а то и меньше.

Развернув ее к себе, он вытер ей слезы и обнял за талию.

— Я все равно не уверена, что захочу этого, — проговорила Грейс.

— Чего же ты хочешь?

— Не знаю. Мне надо время, чтобы подумать.

Глядя в ее исполненные страданием глаза, Адам понял, что должен дать ей необходимое пространство.

И, тяжело вздохнув, ушел, не зная, что еще ему сделать.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Адам знал, что есть только один шанс все исправить в отношении Грейс. Но он боялся открыться. Боялся, что у него не окажется нужных слов, чтобы убедить ее в том, что она — единственная в мире женщина, которая помогла ему почувствовать себя цельным человеком.

— Ты что-то хотел, Адам? — спросила она, сидя за большим столом орехового дерева, на котором все и произошло.

— Да, Грейси, хотел сказать. Выходи за меня замуж.

В понедельник Грейс отправила по почте документ об официальном увольнении из «Треммел-Боуэн». Все выходные она провела за тем, что отбивалась от звонков репортеров и местного телевидения, которые объявились примерно через десять минут после ухода Адама.

Он несколько раз звонил, но Грейс оставляла эти звонки автоответчику. Она не знала, что ему сказать. Ей было так неловко оттого, что она написала, и оттого, как вела себя, поняв, что он знает ее истинные чувства.

Грейс хотелось плакать при мысли о том, как он воспринял ее потаенные мечты и воплотил их в жизнь. Адам не заслужил ее гнева, но она ничего не могла поделать с собой.

Она никогда не выходила из себя до появления в ее жизни Адама. И знала, что нарушила свои принципы лишь потому, что хотела быть для него желанной. Хотела по-настоящему, а не потому, что вызвала его возбуждение.

Ей позвонили издатели двух журналов с предложением опубликовать рукопись. Адам стал новостью номер один, ведь любая сенсационная история о нем вызывала живой интерес в средствах массовой информации.

Грейс понимала, что не сможет вечно прятаться. Во-первых, очень скоро закончится еда. К тому же стены собственного дома начали давить на нее. Дом, который она задумала как свое пристанище, после ухода Адама превратился в терновые заросли.

Все напоминало о нем. Каждое место, где они занимались любовью. Каждый сантиметр ее дома, казалось, был пропитан им, и Грейс чувствовала себя, как никогда, одинокой.

Раздался звонок в дверь, и Грейс выглянула из бокового окошка. На пороге стоял Адам. Он был в полинявших джинсах, длинной хлопчатобумажной рубашке навыпуск и в солнечных очках и что-то сжимал в левой руке.

— Я тебя вижу, — предупредил он.

Грейс отодвинула задвижку. Адам быстро вошел и закрыл за собой дверь.

— Спасибо, что впустила меня.

— Я не могла оставить тебя одного на растерзание репортерам.

Она все еще чувствовала себя неуютно и не знала, что ему сказать.

— Грейси, я понимаю, что ты не хочешь со мной общаться, — начал Адам.

— Я этого не говорила.

— Нет, как раз говорила, каждый раз, когда перепоручала мой звонок голосовой почте. Я пришел не только затем, чтобы обсудить наши отношения.

— Неужели?

— Именно так. Я явился как официальный представитель «Треммел-Боуэн». Мы не собираемся принимать твое увольнение. Ты обеспечиваешь жизнеспособность школы, и одно только это происшествие не способно ее погубить.

— Ты уверен?

— Да. Ты смотрела новости по местному каналу или читала газеты?

— Нет. Я просто скрывалась.

— Видишь ли, Доун раскаялась в своем поступке. Она обратилась в прессу и заявила, что написала эту историю в отместку тебе и мне за ее увольнение.

— Это неправда.

— Ну, она ведь сделала это из мести и тут же пожалела об этом.

— Интересно, почему?

— Она что-то говорила о признании своих ошибок и о том, что не винит тебя в своих проблемах.

Грейс было радостно это слышать, но она еще не вполне верила, что может вернуться к работе.

— Думаю, я должен сообщить тебе, что Сью-Эллен с Малкольмом дали мне час на то, чтобы уговорить тебя вернуться в школу.

— Правда?

— Да. За прошлый месяц мы стали по-настоящему сплоченным коллективом, и все согласились, что ты — часть этого коллектива. Очень важная часть.

— Не знаю, что тебе сказать. Я все еще в замешательстве.

Он почесал в затылке.

— Ты не сделала ничего постыдного.

— Только я могу это решать.

— Грейси, твоя страсть и твои желания выглядели так мило и сексуально. Прошу тебя, не подумай, что ты сделала что-то не так. Твоя история изменила мою жизнь.

— Сексуальный сценарий изменил твою жизнь?

— Твой сексуальный сценарий привел меня к тебе!

Грейс покраснела, услышав эти слова, и отступила еще глубже в дом.

— Не хочешь зайти и присесть? — предложила она.