Дениза Алистер - Я и моё отражение Страница 27

Джемайма с первого взгляда поняла: цветы прислал не Энрике. Тот взирал на них с добродушной светской улыбкой, но она-то видела, скольких усилий стоит ему это показное добродушие. Она догадывалась: он все еще сердится на нее за сцену в пикапе, а цветы привели его в еще большее негодование.

— А вы сами составляли букет, или это флорист? — поинтересовался Бобби, должно быть, желая показать Энрике, что его дамы сердца в полной мере оценили дар.

Джемайма еле удержалась, чтобы не застонать вслух.

— Это не от меня.

Бобби охнул и сник. Зато теперь подвела Синтия — вопреки всей серьезности положения, отвернулась, подавляя нервный смешок. Энрике все с тем же напускаемым хладнокровием подошел к вазе, достал вложенную туда карточку и, не глядя, кинул Джемайме.

Не требовалось и читать, что там написано. Она и сама уже поняла: цветы от Гарсии.

— Мой брат обожает пускать пыль в глаза. — Энрике вытащил из букета орхидею и взглянул на Бобби. — Запомни, малыш, один-единственный цветок, который ты лично подарил женщине, производит куда более сильное впечатление, чем корзина самых роскошных цветов, присланных с посыльным.

С этими словами он шагнул к остолбеневшей Синтии и галантно преподнес ей цветок. Джемайма настороженно ждала, что же будет дальше. В том, что что-то будет, она не сомневалась.

И не ошиблась. Небрежным жестом вытащив букет из вазы, Энрике подошел к окну и просто-напросто вышвырнул всю эту красоту на улицу. Бобби обалдело охнул, а смешливая Синтия снова фыркнула. Но и это было еще не все.

Подойдя к Джемайме, Энрике крепко ухватил ее за плечи.

— Урок второй, Бобби. Никакие цветы не сравнятся вот с этим.

Под «этим» подразумевался поцелуй. И какой! Он полностью лишил Джемайму способности мыслить, говорить, стоять на ногах и даже дышать. Когда Энрике наконец — очень нескоро — отпустил ее, она обессиленно привалилась к стене, объятая жаром желания. В жизни ее так не целовали! Никто, даже сам Энрике.

Секундная пауза — и вот он уже стремительно вышел из комнаты. Резко хлопнула входная дверь.

Все трое, обе сестры и брат, как зачарованные глядели ему вслед. Первой опомнилась Синтия.

— Знаешь, Джейми, — заявила она, — пожалуй, я бы предпочла получить то, что получила ты.

8

Должно быть, ангел-хранитель Энрике сегодня особенно бдительно заботился о своем подопечном: по дороге от дома Джемаймы ему не попалось ни одного патрульного, не то не миновать ему солидного штрафа за превышение скорости. Энрике гнал машину как сумасшедший. Свежий ночной воздух врывался в открытое окно кабины, обдувая пылающее лицо.

Вспоминая то, что произошло в доме Джемаймы, он только диву давался: вот ведь нашло! Он и сам не подозревал, что способен на такие вспышки. Да еще на глазах молоденькой сестрички и ребенка — младшего брата своей возлюбленной! Но в ту минуту он ничего не мог с собой поделать, решительно ничего. Словно прорвался нарыв, что мучил его уже почти неделю. Напряжение последних дней, досада на некстати вмешавшегося брата, раздражение из-за всей этой путаницы в стиле безвкусных комедий, разочарование из-за того, что Джемайма не спешит упасть в его объятия… Да это все только святой выдержит!

Скорее надо удивляться другому: тому, что он все-таки сумел сдержаться и ограничился лишь поцелуем. Страсти, что бушевали в нем, требовали большего. Не будь в гостиной Синтии с Бобби, Энрике и до кровати бы Джемайму не дотащил — овладел бы прямо на месте. Ох, от одной мысли об этом у него кровь в жилах кипела…

Вот ведь идиот! Безмозглый, непроходимый идиот! Можно ли идти на поводу у страстей? Как будто Джемайма и без того не пережила сегодня несколько самых что ни на есть неловких и даже унизительных моментов! Стоило ли добавлять к списку ее переживаний еще одно?

Но чувство вины исчезло так же быстро, как и появилось. Если разобраться, эта, с позволения сказать, невинная жертва сама хороша. Способна она хотя бы определиться, чего ей в конце концов нужно? Сколько можно водить за нос сразу двоих братьев? Она, несомненно, заслужила хорошей встряски — может, хоть это ее разбудит и заставит сделать окончательный выбор.

Поделом ей будет, если в результате она окажется не нужна ни одному из них. За двумя зайцами погонишься… Вот было бы здорово — развернуться и гордо уйти из ее жизни, забыть, вытеснить из памяти безумные два дня, проведенные в обществе прелестной незнакомки с чудесной улыбкой и пленительными зелеными глазами.

Энрике пожал плечами. Как ни храбрись, как ни накручивай себя, все равно никуда он не уйдет. Коготок увяз, всей птичке пропасть. Нет, нельзя сдаваться без боя.

Внутренний голос подсказывал, что на самом деле Джемайма вовсе не увлечена Гарсией. Сегодня днем, в доме моды — Боже, казалось, с тех пор прошел год, — она вовсе не таяла в его объятиях.

Нет, тут определенно кроется какая-то загадка. Недаром же поэты воспевают таинственность тонкой женской души, хотя нередко они же на нее и сетуют. И Энрике решил во что бы то ни стало разгадать загадку своей возлюбленной.

Однако в самом ближайшем будущем ему пришлось ломать голову над совсем иными проблемами.

Вернувшись на стройку, Энрике, к своему ужасу, обнаружил, что за несколько дней его отсутствия решительно все пошло наперекосяк. Поскольку время поджимало, помимо самого спорткомплекса велось строительство эллинга и причала для яхт, крытого теннисного корт и нескольких мини-кемпингов вдоль разрабатываемого пешего маршрута. Как назло, ни на одном из объектов дела не шли гладко.

— И как только вы умудрились? — устало поинтересовался он у Саймона Норта, своего доверенного помощника.

Тот развел руками. Вид у Норта был такой, точно все эти дни он спал не более двух-трех часов в сутки: щеки ввалились, под глазами пролегли тени, подбородок покрылся щетиной.

— Не могу же я разорваться на несколько частей. Лэм Веллер умудрился сломать ногу, так что некому присмотреть за работами на лесном маршруте. Подрядчики сгрузили весь цемент, предназначенный для эллинга, возле лодочной станции. Мы с ребятами полдня потели, пока все перевезли куда нужно. А потом еще фундамент пополз. Эти песчаные почвы просто бич для строителей!

Энрике кивнул.

— Понимаю. Ты и впрямь не виноват. Это мне не следовало выпускать все из-под контроля.

Однако, несмотря на кажущуюся легкость, с которой Энрике воспринял неприятные известия, на сердце у него было тяжело. Ведь неудача означала для него не просто необходимость начать все заново, как было бы при иных обстоятельствах. В преддверии рокового срока — тридцатилетия — провал проекта менял всю жизнь Энрике: ему пришлось бы проститься со свободой и вернуться под родительское крыло, а тогда прости-прощай мечта стать хозяином собственной судьбы.