Никки Логан - Острота ощущений Страница 28

– Но мы ведь разговариваем.

– О всяких пустяках? О погоде, о том, сколько осталось запасов. Но не о твоей семье, мечтах и не о том, что мы будем делать, когда придет лодка.

Только не это! Онор была абсолютно не готова говорить о приходе лодки, а также о своих мечтах, потому что там в последнее время слишком часто фигурировал Роб. Она выбрала меньшее из трех зол.

– Что ты хочешь знать о моей семье? Точнее, о том, что от нее осталось.

Роб опустил взгляд, и на его лице отразилось разочарование. Онор отвела взгляд, поняв, что применила запрещенный прием.

– Хочешь рассказать мне о том, что случилось с твоей матерью?

– Нет.

– Тогда как насчет того, кем ты мечтала стать в детстве?

Пульс Онор ускорился. Роб нарочно затеял этот разговор, чтобы досадить ей. Отчаяние заставило ее перейти в наступление. Она подалась вперед, прижалась губами к уху Роба и горячо выдохнула:

– Уж точно не тем, кем стала.

Он вздохнул и наклонился к ее губам. Но вместо того чтобы поцеловать Онор, Роб обхватил ее подбородок, а сам отпрянул, когда она протянула руку, чтобы коснуться его лица.

В глазах Роба застыла смертельная мука.

– Ты должна рассказать мне что-нибудь действительно важное. Пожалуйста!

В голове Онор словно прозвучал сигнал тревоги, но сердце откликнулось на голос Роба, в котором звучала боль. Некоторые вещи Онор не смогла бы обсуждать ни с кем, даже с Далтоном. «Впрочем, про свои непростые отношения с матерью, пожалуй, можно ему поведать», – решила она, сделала глубокий вдох, откинулась на спинку стула и начала рассказ:

– Мама приехала в Перт, когда уже шесть месяцев была беременна мной. Своего отца я никогда не знала – мама всегда говорила, что это был парень, который просто проходил мимо. Пока я была маленькой, мне хватало и такого объяснения. Лишь став старше, я поняла смысл ее слов. Оказывается, родители выгнали ее из дома, потому что мама понесла от бродяги. Она утверждает, что любила его, но… Кто знает? Они, должно быть, были знакомы всего несколько дней.

В этот момент внутренний голос вкрадчиво шепнул Онор: «Но ты-то втрескалась в Роба еще быстрее».

– Думаешь, она забеременела нарочно?

– Нет. Но мама преднамеренно вела себя вызывающе. Она была бунтаркой до кончиков ногтей. И всего на семнадцать лет старше меня. Годилась мне в старшие сестры. Мы перенесли немало испытаний, но всегда были вместе.

Перед мысленным взором Онор пронеслись воспоминания о хороших и плохих днях, пережитых с матерью, и лишь голос Роба вернул ее к действительности:

– Так что случилось дальше?

Онор задержала взгляд на маркерах над черепашьими гнездами, не зная, надо ли отвечать на этот вопрос. Но Роб смотрел на нее с неподдельным интересом и надеждой. Он и в самом деле хотел услышать ответ.

– Мама не одобряла то, что я вышла за Нэйта. Она считала, что я выскочила за первого попавшегося приличного мужчину, продала себя. Он был старше меня, сдержанный. Маме казалось, что этот брак разрушает мою душу. Отношения между нами испортились. Но когда произошел тот несчастный случай в океане, мама все бросила и примчалась в Дарвин, чтобы ухаживать за мной в больнице. Она сумела поставить меня на ноги.

– Похоже, она сильная женщина.

Онор натянуто улыбнулась:

– К сожалению, я слабая. Во всяком случае, была тогда такой. Я еще не была готова твердо стоять на своих ногах.

– Вы поссорились?

Воспоминания резанули по сердцу острым ножом: обидные слова, слезы.

– Мама не понимала, каково мне. Такой потери, как моя, ей в жизни не выпадало. Нельзя взять и словно по команде все забыть. – Она резко выдохнула. – Уже какое-то время мы с ней не видимся.

– Что значит какое-то время?

– Года три-четыре.

От внимания Онор не ускользнуло, что Роб нахмурил темные брови.

– Вы с тех пор не встречались?

– Я вернулась домой, в Перт, мама решила остаться на севере. Это у нее всегда хорошо получалось – убегать от проблем.

Онор подтянула к груди колени, обхватила их руками и подумала: «Зачем я все это рассказываю?» Ведь сначала она хотела лишь удовлетворить несносное любопытство Роба.

– Ну, это как посмотреть…

Онор перевела взгляд обратно на собеседника:

– Ты о чем?

– Со стороны всегда легко судить. Кто-нибудь вполне может счесть, что ты поступила так же, приехав на этот остров. Это можно назвать бегством.

В животе вспыхнула боль словно от удара кулаком. Онор вскочила со стула:

– Неужели? Ты так думаешь?

– Несколько дней назад именно так я и считал. Но теперь… Я вижу перед собой женщину, забывшую, каково это – чувствовать себя нормальной, потому что ее жизнь на этом острове – лишь имитация настоящей жизни. Ты приехала сюда за исцелением, но тут ты его не найдешь.

Боль в животе стала резче, Онор начало подташнивать.

– Почему ты так считаешь? – хрипло спросила она.

На лице Роба отразилось участие, смешанное с болью.

– Я разбираюсь в навигации. Ваша яхта была в трех днях пути от Эксмута, вы направлялись на остров Рождества. На поиски твоего мужа и сына направили австралийских военных, значит, вы в тот момент были еще в австралийских водах – полагаю, где-то посреди Яванской впадины, часах в трех отсюда к северо-востоку. – Он взял ее ледяные руки в свои и поцеловал. – Ты поселилась на том ку сочке земли, что ближе всего к месту гибели твоих близких. Это словно жить на кладбище. Ты превратила весь этот остров и всю свою жизнь в памятник мужу и сыну. Ты не желаешь исцелиться. Ты хочешь помнить.

Во взгляде Роба было столько печали, что хватило бы на них обоих.

Онор охватила паника. Отчаянно желая убежать от нарисованной Робом реальности, она перешла в наступление:

– Неужели ты всерьез считаешь, что вправе швырнуть в меня камнем? Ты? Человек, идущий на поводу у своего отца, которого боишься? Увлекающийся прошлым, потому что оно лучше настоящего? Ты живешь двойной жизнью, вместо того чтобы следовать тем путем, который тебе нравится, взглянуть в лицо реальности, быть настоящим…

– Не переводи разговор на меня, – процедил Роб сквозь стиснутые зубы. – Проблему не решить, если постоянно ее избегать.

– Я ничего тебе не должна, Роб. Если мы провели вместе несколько горячих ночей, это еще не значит, что у тебя есть право на часть моей души.

– И это все, что нас связывает? – помрачнел он.

Онор сумела выдержать его суровый взгляд и ответила:

– Я так считаю.

Помолчав, Далтон спросил:

– Ты ничего ко мне не чувствуешь, верно?

Онор промолчала, чтобы голос не выдал терзающую ее боль. Не надо было подпускать Роба к себе так близко. Это ее вина.

– Думаю, тебе сейчас лучше уйти, пока мы не наговорили друг другу того, чего на самом деле не думаем.