Марша Ловелл - Союз сердец Страница 28

— Ешь, ешь, Иви, — ровным голосом велел он. — Тебе еще собираться.

Она укладывала вещи, когда в комнату заглянула Алис, неуверенность ее шагов говорила, что, может быть, впервые в жизни она собралась побороться с чем то, а не просто пожаловаться или спрятать голову в песок, как страус.

— Иви, дорогая, — осторожно начала она.

— Да? — Подавив раздражение, Иви улыбнулась и подняла на нее глаза.

— Ты… ты ведь понимаешь, что делаешь, да? Я хочу сказать… Георгос — это совсем не то, что его брат. Леонидас был нежной романтической душой, а этот весь в отца. Очень земной, плотский человек, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Иви очень хорошо поняла, что имела в виду Алис.

Та положила ей руку на плечо.

— Ты ведь не ради Леонидаса это делаешь, да?

— Ради него? — непонимающе переспросила Иви.

Алис вспыхнула.

— Ну это он ведь заставил дать обещание, что вы с Георгосом поженитесь. Может, ты думаешь, что таким образом будешь ближе к Леонидасу, оставшись рядом с его братом? Но они совсем разные, Иви, — предупредила она с панической ноткой в голосе. — Георгос не такой, он похож на отца.

Иви пришло в голову, что, должно быть, муж Алис был столь же сексуален, как, Георгос, и она не смогла с этим справиться. Может, ей вообще не нравился секс. Может быть, мужская сила супруга пугала ее, вот почему он искал других женщин для удовлетворения своих физических потребностей.

С пониманием и жалостью Иви поглядела в бледное испуганное лицо этой женщины. Бедняжка…

Но пусть она не думает, будто Иви приносит какую-то святую жертву или что она не понимает, какой человек Георгос. Иви взяла обеими руками руку Алис и сжала ее в ладонях.

— Не тревожьтесь так, Алис. Я хорошо понимаю, что Георгос совсем не такой, как Леонидас, но это не значит, что он плохой человек, замужеством с которым нельзя гордиться. Мы все продумали. Я хочу детей, и он тоже. Вы знаете, его первая жена отказывалась рожать, она притворялась, будто хочет забеременеть, а сама все время сидела на таблетках? Поэтому-то Георгос и развелся с ней.

Алис чувствовала себя явно шокированной.

— Я… не знала этого. Бедный Георгос.

— Вот-вот, бедный Георгос. У вашего младшего сына, Алис, тоже есть чувства. Он тоже сделан из плоти и крови, как и Леонидас. Порой мне кажется, что вы об этом забыли…

Иви немного помолчала, чтобы ее слова дошли до Алис.

— Без отцовского одобрения мальчик еще может обойтись, — мягко добавила она, — но ничто не заменит материнской любви. У Леонидаса хоть это было.

Алис в ужасе взглянула на нее.

— Но Георгоса я тоже люблю! — настаивала она. — И всегда любила.

— Не сомневаюсь, но вы редко это показываете.

— Я… мне… — Явно расстроенная, Алис без сил опустилась на краешек кровати. — Мне казалось, он никогда не нуждался в моей любви так, как Леонидас…

Иви оставила эту тему, надеясь, что она поступила правильно. Была какая-то горькая ирония в том, что она заботится об отношениях Георгоса с матерью и так его защищает, в глубине души не будучи уверенной, что такой уж он прекрасный человек. Все это ее очень смущало.

— Чего ты наговорила моей матери? — сказал Георгос, шагнув в открытую дверь. — Я только что встретил ее на лестнице, и знаешь, что она сделала? Обняла меня и поцеловала, сказав, что любит меня и желает нам всяческого счастья.

Иви сделала невинное лицо.

— Может, она пожалела о своей нелюбезности за завтраком?

— Да, а я, может, Джек-потрошитель, — сухо ответил он. — Опять ты взялась за свои Таммины штучки?

— Таммины штучки? Это что такое?

— Неважно. Мне больше нравятся твои другие штучки, которые начинаются, когда ты остаешься без одежды. — Он притянул её к себе и поцеловал, пока она не задохнулась в полном смятении.

— Дверь открыта, — возразила она, когда он принялся расстегивать пуговицы, рядком идущие по лифу ее платья. — Может кто-нибудь войти.

Он рассердился.

— Чего б я только не дал за собственный дом, где мне не надо следить, открыта ли дверь и не войдет ли кто-нибудь. Да не возражай, не возражай. Не настолько я жесток, потому и увожу тебя сегодня. Я хочу какое-то время иметь тебя в полном распоряжении, — пророкотал он и, протянув руку, ухватил Иви за косу, обмотал ее вокруг шеи и медленно потянул к себе. — Я намерен посмотреть, как эти прекрасные волосы рассыплются по подушке. — Он улыбнулся, глядя в ее расширившиеся глаза. — Я много чего намерен с тобой сделать…

Наклонив голову, он с неожиданной нежностью припал к ее губам, которые раскрылись навстречу с тихим стоном. Георгос резко оторвался от нее, круто развернулся и вышел из комнаты. Иви глядела ему вслед в полном смятении и сумятице чувств. Его сексуальная власть над ней не поддавалась контролю. Куда все это заведет?

Пока в какой-то отель на морском берегу. Красивый отель с номером для новобрачных, столь порочно богатым и роскошным, что она ошеломленно осматривалась, понимая, что устроен он так специально для того, чтобы возбуждать и подстегивать чувственность.

Вокруг царили богатые, насыщенные цвета — красный, золотой, кремовый. Все убранство номера вызывало желание изведать его на ощупь — пальцами… или обнаженным телом.

В одном конце огромной прямоугольной гостиной, устланной красным ворсистым ковром, стояли две кремовые кушетки и стеклянный кофейный столик, в другом — стол на две персоны перед стеклянными дверями во всю стену: они выходили на балкон с чудесным видом на море. Стоило нажать кнопку около выключателя, и все исчезало: пышные кремовые портьеры, скользнув, смыкались, создавая в комнате атмосферу легкой интимности и чувственности.

В спальне не было намека на интимность — здесь все кричало о ней. И кремовый ковер, и громадная круглая кровать с красным бархатным покрывалом в центре комнаты, и атласные кремовые простыни. Заметить их с первого взгляда Иви не могла, в глаза бросались шесть атласных кремовых подушек в изголовье, крытом красным бархатом.

Шесть подушек? Качая головой, Иви прошла в ванную, и тут у нее просто глаза полезли на лоб при виде хрустального светильника, резных сверкающих кранов и огромной ванны-бассейна с гидромассажем, простиравшейся от стены до стены под окном из толстого листового стекла.

Георгос, пристально наблюдавший за ней во время этого молчаливого путешествия, подошел к ней сзади, положил руки на плечи и притянул к себе. Она немедленно напряглась, устрашившись перспективы заниматься любовью при дневном свете. Или принимать ванну прямо под окном, пусть в него вряд ли кто заглянет, если не зависнет перед фасадом отеля.